-нибудь сомнительных предприятий за пределами Сен-Клу и могло бы угрожать чести и авторитету регента, то герцог лично брал на себя всю ответственность и сам организовывал эти предприятия, да так осторожно, что пожалуй, ему следует отдать должное за это. Итак, у графини не осталось сомнений, по поводу того, кто навестит ее через неделю. Будут ли это два гостя или великое множество, ее уже не интересовало, ведь самая главная птица была поймана. Графиня тут же тщательнейшим образом начала готовиться к встрече. Не стоит говорить здесь о всех ее приготовлениях, но стоит заметить, что она долго ломала голову над тем, как бы развлечь таких важных персон, чтобы угодить им и ни в коем случае не ударить в грязь лицом. В конце концов она пришла к выводу, что удивит гостей одним древним способом гадания, участие в котором будет являться прекрасной прелюдией к тому, что последует далее. Помимо текущих приготовлений, она позаботилась об обустройстве башни Монахини, так как рассчитывала надолго запереть там Жаклину, дабы не возникло никаких курьезов. Обустройство не заняло много времени, в башне отремонтировали крышу, постелили ковер на пол и принесли несколько необходимых предметов интерьера- все, что нужно для более или менее сносного существования. Назначенный день неумолимо приближался, приготовления шли своим чередом. Девочке никто, естественно, ничего не сказал, поэтому она прибывала в полнейшем неведении и о новом заточении ей собирались сообщить в последний день. Этот день наступил и Жаклину, опустим здесь все ее слезы и мольбы, вновь сопроводили в ужасную башню. Графиня, тем временем, организовав все наилучшим образом, со вкусом и завидной тонкостью, ожидала гостей после того, как на окрестности опустятся сумерки. С нею вместе находились несколько ее верных подруг, и друзей, на присутствие которых было дано добро высшей «инстанции». Графине было сообщено, что прибудет три человека, без иного сопровождения. Гости прибыли, произошли все обмены приветствиями и любезностями и теперь настала очередь дли иных бесед. Филипп Орлеанский, а это был никто иной, как сам регент Франции, почтивший своим присутствием столь сомнительное заведение, был одет достаточно просто, но со вкусом, что не отличало его от общества по одежде, но колоритно выделяло среди остальных по статусу. Его сопровождали два его компаньона: первый герцог де Лозен, второй же взятый нарочно для того, чтобы сбить прозорливые умы с толку, имел ко двору лишь косвенное отношение - граф Арман Луи де Горто-Бирон, так же не отстававший от своего влиятельного спутника Лозена в умении плести интриги и совращать женщин. Все бы, может быть, прошло так, как рассчитывала графиня, если бы не один вопрос, выбивший ее из колеи в самом начале вечера и испортивший ей все планы так сильно, как она себе не могла представить даже в самых худших опасениях. Любопытный и жадный до удовольствий регент, разглядев всех гостей, и отдав им должную часть уважения, казалось, был все же чем-то раздосадован, что не укрылось от взгляда его приближенных. Герцог Лозен, пользовавшийся наибольшим доверием, понял причину недовольства своего мессира, так как и сам уже обнаружил некоторые упущения в приготовлениях мадам Арже. «Позвольте сударыня задать вам один волнующий меня вопрос,- начал тактично он, отведя графиню в сторону,- мы прибыли сюда надеясь, что вы окажите нам наибольшее гостеприимство и не утаите ничего, что было бы приятно его светлости». Графиня, разволновавшись, принялась извиняться за неудобства, которые, как она полагала, могли доставить хлопоты, однако герцог прервал ее и продолжил: «О, поистине вы не понимаете меня, наипрелестнейшая из графинь, ваши приготовления заслуживают высших похвал...Но, как мне кажется, есть одно обстоятельство или точнее один приятный факт, который вы от нас скрыли, надеюсь неумышленно». Графиня принялась снова выписывать догадки и оправдываться, но и тут герцог прервал ее, уже теряя терпение: -« Простите меня за наглость, мадам, но ходят слухи о том, что у вас есть прелестная дочь, так почему же вы прячете от нас ее? Я ни в коем случае не хочу принуждать вас ни к чему, но разве она не полноправная наследница вашего рода, чтобы так несправедливо не допускать ее выразить свое почтение регенту Франции? помнится на балу мы имели честь видеть ее с вами, чем же отличается нынешний вечер от того вечера? Разве его можно считать менее значительным и торжественным?» Графиня все побледнела, не трудно представить, что с ней творилось в этот момент. Сказать, что она бы сейчас с удовольствием задушила свое дитя а потом и всех остальных, это ничего не сказать. Итак, она попыталась изобразить на лице улыбку, которая на практике оказалась не более чем кислой вымученной гримасой, и ответила, как могла спокойно: -« О, я ни в коем случае не собиралась прятать ее ни от кого. Просто я так дорожу ее примерным воспитанием, вы знаете же. Я очень оберегаю ее от превратностей жизни высшего света и стараюсь никогда не допускать ее в столь многолюдное общество, тем более в вечернее время...» «Рад обнаружить в вас, милая Луиза, не только прекрасную женщину, но и примерную мать. Но позвольте, сейчас ведь не так темно и любая мать пожелала бы за высшее счастье представить свое чадо лично регенту, а там, кто знает- кто знает.... Но вы, графиня, судя по слухам о вас, действительно уникальны и неповторимы, с лестной точки зрения. Поистине, вы интригуете всех нас и тем более возжигаете в нас желание поскорей познакомиться с вашей дочерью. Держу пари, она такая же неповторимая и прелестная как и вы! Но почему же вы так жестоки к нам и к своей девочке, что лишаете нас столь приятного знакомства.» Графиня, вся кипя внутри, старалась придать себе спокойный вид. « Вы весьма нетерпеливы, дорогой господин, если вы набрались бы терпения и разрешили мне предоставить к вашему избирательному вниманию все радости вечера и последующих ней, что я вам подготовила, вы бы и не вспомнили про мою, как вы только что выразились, прелестную дочь. Если бы вы только доверились мне и запаслись бы терпением, я уверяю вас, ваши чаяния и надежды не только восполнились бы слихвой вы бы потом принесли мне извинения за наш с вами разговор сейчас» Поверьте, я с удовольсвтием бы согласился с вами и ни в коем случае не желал бы подставить вашу отличную репутацию под удар своим нетерпением. Но, желание его высочества....вы сами понимаете....оно мягко выражаясь стоит свеч..... Здесь голос герцога сделался настолько тихим и елейным, прибавить сюда еще яркую красноречивость, которой просто невозможно было более противиться. Графиня прекрасно поняла это. « Моя оплошность, герцог, я признаю. Разве я могла догадаться, что вы так жаждите познакомиться с моей дочерью. Но Жаклина уже легла в постель и наверняка спит, к тому же она немного нездорова. Ох, как бы не хотелось портить ваше представление о ней тем, что она вот сейчас покажется на глаза таким важным гостям неубранная, с отсутствием той свежести, которая ей по праву принадлежит, и уставшая. Прошу вас, милорд, правильно понять мои материнские чувства и проникнуться сочувствием ко мне и к моей дочери, насколько это возможно.» Итак графиня не желала уступать, на свой страх и риск, герцог не желал повиноваться (в чем можно будет убедиться позже), но сейчас, все же, он подумал, что лучше будет не быть таким напористым и оставить все до следующего дня, о чем он не преминул сообщить регенту. К некоторому облегчению графини, почти сразу же, как только словесный бой с герцогом был объявлен «ничьей» к ней подошел лакей и доложил о прибытии девушек из аббатства Мадлен де Тренель. Немного воспряв духом графиня тут же устремила весь свой острый ум на подготовку к первому развлечению для вельмож. Гости уже были уведомлены, что их ожидает два сюрприза и первый вот-вот должен был раскрыться перед ними. Дамы и господа, уже подвыпившие и теперь шумевшие, седели вокруг богато сервированного стола заинтересованно поглядывая на пять пустых мест, предназначенных для неизвестных персон и пустовавших с начала ужина. Графиня, уведомленная о приходе девушек, уселась на свое место и как ни в чем ни бывало завела оживленную беседу с соседом по столу, как бы не заметив, что в комнату вошли пять робких фигурок и темной массой застыли почти у самого входа. Зато все остальные гости тут же заметили прибавление и теперь с удивлением глядели на совсем еще юных воспитанниц монастыря Мадлен де Тренель. Теперь настала очередь графини повернуть к ним голову, что она и сделала с наигранным легкомыслием и легкостью, будто перед ней предстал какой-нибудь ее старинный друг. Ах, а вот и наши малютки пожаловали. Что же вы стоите там у стены? Проходите, занимайте приготовленные для вас места. Окажите честь нам, нечестивым и развращенным, вкусить сладость от вашего святого, ангельского общества. Один ваш кроткий вид, мои милые ангелочки, заставляет задуматься о боге, так пусть же ваши уста, непорочные и чистые, на словах возвестят нам о нем. Гости притихли. Дамы немного опешили, господа же оживились. Де Лозен прищелкнул языком, мало знакомый ему маркиз под боком, откинулся на спинку кресла, любуясь девушками словно прелестной картиной, в глазах его за