8
Как уже говорилось путешествия Жаклины давались ей с большим трудом, поэтому уже уставшая от них она готова была выбрать иной способ исследований. Она провела несколько дней в тщетных раздумьях об этом и, дабы не терять времени, вновь решила совершить свою вылазку, моля бога защитить ее и открыть ей , если были против нее какие-то замыслы. Каждый ее шаг по темному коридору, ведшему к гнетущему душу апофеозу, все более возжигал в сердце молитву о помощи. Жаклина, обессилившая, шла туда, где вновь слышался шум. Преодолевая отвращение девушка вновь заняла свой аванпост. На этот раз веселье имело иную природу, что она тут же заметила. Дамы и господа были в карнавальных костюмах и частью в масках. Балагуры без масок, видимо избавившись от них в запале веселья, теперь полностью утопали в своих удовольствиях и не старались сохранить предписанное праздником инкогнито или точнее интригу неизвестности. Залу заполнило большое количество народу, в связи с чем в воздухе стояла вязкая поволока испарений разного рода. Жаклина протерла глаза, освобождая их от рябивших ярких фигур. Она вновь принялась за изучение. Взгляд ее, нехотя скользивший от компании к компании, от человека к человеку вдруг зацепился за нечто знакомое. Жаклина остановила свой взор на заинтересовавшей ее фигуре и начала всматриваться. Увы, фигура эта находилась в нише, закрывавшей ее своей густой тенью и более того фигуру мешали разглядеть мелькавшие в беспорядочном веселье люди. Жаклине показалось, что она видела знакомую маску, блеснувшую вдруг серебром на свету. Она не сводила с нее взгляда и как раз поймала такой момент, когда толпа неожиданно рассосалась, а маска будто бы посмотрела на нее, что заставило девочку отшатнуться в ужасе. Она с трудом подавила вскрик, на глазах ее бессознательно выступили слезы. Сомнений более не оставалось, это была та самая маска. Правда оказалась столь ужасна и всепоглощающа, что девочка не удостоилась или точнее совершенно забыла разглядеть повнимательней саму маску и фигуру того человека. То, что она походила на ранее виденную маску, как показалось девочке, уже являлось достаточным основанием для соответствующих выводов. Она в забытье добежала до комнаты и закрыв за собой дверь залилась слезами. Увы, хрупкие надежды ее были разбиты в одно мгновение, словно жестокие Мойры спутали нити ее судьбы. Она винила себя за то, что позволила ядовитой доверчивости пролезть в ее сердце, которое теперь, отравленное, болело так, что Жаклине хотелось вырвать его из груди. Она прониклась отвращением к тем забавам, которые так портят людей, не оставляя от них ничего человеческого, считая их главной причиной падения общества. Потакание своим и чужим животным страстям высасывает из человека все положительные качества, оставляя взамен лишь алчную, жалкую, эгоистичную оболочку его физического тела. И даже благородство деяний, которым Жаклина наивно поддалась, оказались в итоге не чем иным, как еще одной формой извращенного удовольствия. Эти деяния, притягивая к себе всех слепых и жаждущих, словно ларец Пандоры своим внешним богатством, на поверку приносят лишь горе или даже смерть. Думы Жаклины текли таким вот трагичным образом, все более и более усугубляя себя, а к утру девочка думала уже о том, что она одна осталась в этом жестоком мире, полном мелочных страстей и жаждой наживы. Мечты ее, о возможном счастье, разбились, оголяя отвратительное содержимое, о котором она даже не подозревала. Надеяться было не на что и не на кого. Итак, в бреду пролежала она до вечера, а когда наступила ночь, Жаклина вскочила с постели и, выбежав в коридор, понеслась вниз к парадной двери. Едва ли она соображала, что делает, ибо рассудок ее помутился и единственное место спасения, о котором она думала, был монастырь, куда она теперь же желала направиться. Спустя некоторое время она прибыла в монастырь Маркессак, находящийся недалеко от замка Ла-Кост. Девочка подбежала к дверям и принялась стучать в них так неистово, что монахини, находившиеся внутри залы все перепугались. Настоятельница приказала всем успокоиться и отперла дверь. Жаклина упала к ее ногам и тут же принялась умолять ее: «О, прошу вас мадам, спасите меня! Вы единственная моя надежда, вы мой последний оплот, мое утешение!» Настоятельница в мгновение ока сделалась серьезной и поспешила привести в чувство бедного ребенка. -«Прежде всего успокойтесь, мадмуазель и расскажите, что случилось с вами. Вашей жизни грозила опасность? Вы пострадали от кого-нибудь?что вас привело к нам в такую позднюю пору?» Тон ее, не смотря на всю внешнюю серьезность, излучал все же необходимую в таких случаях мягкость. Настоятельница пыталась, одновременно, получше разглядеть беглянку и все более вглядываясь в ее лицо, понимала, что среди ее прихожанок она ее никогда не видела, хотя внешность была знакома настоятельнице. От глаз мудрой женщины не укрылось так же изысканность убранства девочки, судя по чему можно было предположить, что она родилась в богатой семье и уж точно не испытывала никаких лишений или нищеты. Сделав такие спешные выводы настоятельница решила обходится с ней как можно мягче. -«Я жажду найти спасение в вашем монастыре, мадам. Умоляю вас, не отвергайте меня! Спасите жалкие остатки моей души, соберите их в свою ладонь и приютите в своем сердце. Жизнь мне опротивела, но бог не хочет даровать мне желанный саван смерти». Последние слова Жаклины исторгли множество возгласов и оханий из многочисленной группы монахинь, кои с интересом наблюдали за разыгравшейся драмой. Настоятельница же, поняв, что девочка находится в состоянии близком к умопомешательству, поняла, что спрашивать у нее что-либо еще было бесполезным делом. Она жестом подозвала одну из монахинь и произнесла: -«Сестра Эмилия, проводите бедное дитя в одну из наших келий, устройте там для нее все получше. Ей необходим отдых...» и обращаясь теперь к Жаклине она произнесла как можно мягче: «А вы, мадмуазель, не беспокойтесь ни о чем. Любая страждущая или заблудшая душа, взывающая к благодати божьей всегда найдет здесь счастливое пристанище. Господь бог наш не оставит вас, коли вы решили обратить к нему свое сердце. Ступайте, дитя мое, и попытайтесь уснуть, а мы во время вашего сна будем читать для вас Ave и пусть ваш сон будет так же крепок, как если бы сами небеса святые пели вам колыбельную.» настоятельница подняла девочку с колен и жестом предложила ей следовать за монахиней. «Лоретта,- тут же обратилась она к другой сестре, как только две женских фигурки скрылись под темными нефами галереи,- вы завтра разбудите эту девочку и первым делом узнаете ее имя. Мы не имеем права оставлять в неведении ее родных. Как только я узнаю кто она, то напишу письмо.» -«Но матушка,- робко запротестовала монахиня,- ведь девушка просит убежища у нас. Видимо слишком тяжела ее доля, раз она с такой готовностью отдается в лоно церкви». «Дочь моя, вы по юности своей говорите такие глупости. Разве вы сами не видите, что она сбежала. Тут все знаки налицо. Тем более я не могу приютить ее у нас против воли родителей. Если они согласятся, то я не смею им воспрепятствовать. Тем более лишний доход нашей обители не помешает...Будет вам, Лоретта, присоединяйтесь к остальным сестрам творить молитву». Настоятельница поторопила юную монахиню и та поспешила к своим товаркам, кои уже на коленях вполголоса бубнили молитву. На следующий день, лишь только взошло солнце, настоятельница поторопила лоретту и та, через некоторое время вернулась в ее келью и сообщила имя девочки. Еще через некоторое время было готово письмо, которое незамедлительно отослали. Графиня не заставила долго себя ждать. Прошло ровно с