Выбрать главу

Его коллегами были Бикс Байдербек, Фрэнк Тешемахер, Бад Фримен, Джо Салливен, Джин Крупа и другие знаменитые пионеры новой формы групповой импровизации, которая получила известность в истории джаза 1920-х гг. под названием «чикагского стиля». Тогда же Эдди Кондон стал неофициальным партнёром барабанщика и вокалиста Рэда Мак-Кензи, возглавив в Чикаго ансамбль «McKenzie-Condon Chicagoans», включавший вышеупомянутых музыкантов, которые в декабре 1929 г. сделали записи, ныне считающиеся классикой «чикагского стиля».

Переехав в Нью-Йорк в 1928 г., Кондон остался верен традиционному джазу и играл в небольших импровизирующих группах (например, «Mound City Blue Blowers»), лишь изредка появляясь в больших составах 1930-х гг. (типа биг-бэндов Арти Шоу или Бобби Хэкетта). Он сохранил связи со своими давними чикагскими друзьями и часто записывался с Бадом Фрименом, Джеком Тигарденом, Джо Марсалой и т. д. Главной базой его работы стало джазовое кафе «У Ника», нью-йоркский центр диксиленда, где несмотря на пришествие эпохи свинга по-прежнему в почёте была старая традиция.

Роль Кондона как крупной джазовой фигуры на сцене Нью-Йорка в особенности стала заметна к концу 1930-х, когда он приобрёл большую популярность в качестве организатора джазовых концертов и публичных джем-сешнс. А в начале 1940-х эти сессии превратились уже в регулярные серии концертов в нью-йоркском Таун-Холле. Конечно, сам Эдди тоже нередко принимал в них участие и с равным успехом как соло-гитарист, и в ритм-группе, приглашая на выступления своих знакомых джазменов, поскольку он знал всех и все знали его. А 14 января 1942 г. он устроил грандиозный джазовый концерт в самом Карнеги-Холле.

В декабре 1945 г. Эдди Кондон открыл джаз-клуб под своим собственным именем, который сперва располагался в нью-йоркском районе Гринвич Виллидж, а через двенадцать лет переместился в Ист-Сайд. Это было одно из самых известных джазовых заведений в городе, привлекавшее музыкантов и любителей, знатных особ и кинозвёзд. Бывая в Нью-Йорке в те годы, клуб Эдди Кондона обязательно навещали Рита Хэйуорт и Ава Гарднер, Керк Дуглас и Юл Бриннер, режиссёр Стэнли Кубрик и певец Бинг Кросби, дирижёр Димитри Митропулос и герцогиня Виндзорская.

В 1948 г. Кондон начал вести еженедельные джазовые программы по телевидению, и в том же году была опубликована его автобиография «Мы называли это музыкой». Время от времени он также играл в студиях записи с различными составами, а в 1954 г. выступал на самом первом джаз-фестивале в Ньюпорте. В 1950-1960-е он успешно гастролировал по Англии, посещал Японию, Австралию и Новую Зеландию. Перечень музыкантов, с которыми он работал и записывался в течение почти полувека, поистине огромен, после него осталось множество пластинок, а последняя датируется 1972 г.

Хотя Эдди и преуменьшал свой талант гитариста, но именно благодаря его усилиям как музыканта и организатора появились новые слушатели, в которых он пробуждал активный интерес не только к своей собственной музыке, но и ко всем стилям джаза.

Однако болезнь и две операции замедлили темп его активности, а в 1967 г. закрылся и его знаменитый клуб.

В дальнейшем Кондон продолжал выступать публично, в том числе и на устроенном в его честь концерте в Карнеги-Холле в июле 1972 г. Он умер в нью-йоркском госпитале 4 августа 1973 г. У него осталась жена Филлис и две дочери, Мэгги и Лайза. Однажды жена написала список его приятелей-музыкантов, тоже любителей спиртного, и показала ему. Эдди взглянул и невозмутимо заметил: «В этом составе не хватает гитариста».

Спустя четыре месяца после смерти Кондона вышла в свет его уникальная книга «Джазовые записные книжки Эдди Кондона», представлявшая собой сборник его воспоминаний, фотографий, репродукций этикеток дисков, нотных обложек, статей, анекдотов, рисунков, шаржей и т. п., прекрасно отражающих всю сущность той эпохи. А в 1975 г. в третий раз открылся клуб «Eddie Condon’s», в котором снова играли его друзья-джазмены.

Рэй Коннифф (Ray Conniff)

Каждый музыкант джаза, будь он инструментальным солистом или руководителем оркестра, всегда стремится найти свой индивидуальный, характерный звук («sound»), присущий только ему, чтобы буквально по одной фразе можно было определить, кто играет.

Подобно многим другим джазменам, тромбонист и аранжировщик Рэй Коннифф (1916-2002) в 1930-1940-е гг. работал в ряде именитых свинговых биг-бэндов (Боба Кросби, Гарри Джеймса, Арти Шоу), где аранжировал популярные темы и писал оркестровые инструментовки. Ему пришлось бы долго оставаться рядовым сайдменом медной группы, но в 1954 г. его пригласили ведущим тромбонистом на студию Эн-Би-Си в Нью-Йорк, а в следующем году он подписал контракт в качестве аранжировщика с фирмой пластинок «Columbia Records» и организовал свой первый собственный состав, музыкальный коллектив со своим особым звучанием, получивший потом название «Ray Conniff Sound» и ставший отличительным атрибутом его карьеры. Сначала в дополнение к студийному оркестру Коннифф собрал смешанную вокальную группу из восьми (позже из шестнадцати) человек, которые пением отдельных слогов сопровождали в унисон медную или саксофонную секции оркестра. Для этого он использовал свою аранжировку темы Дж. Гершвина «Swonderful», написанную когда-то для Арти Шоу, которую теперь расширил за счёт вокалистов. Успех этой первой интерпретации (1956) превзошёл все ожидания, и именно её следует считать началом всей последующей славы Конниффа в 1950-1970 гг.

С одной стороны, этот технический музыкальный приём с голосами был тогда настолько нов в популярной музыке и джазе, что хронологически влияние Рэя Конниффа просматривается вплоть до таких более поздних вокальных групп, как «Lambert-Hendricks-Ross», «Double Six of Paris» и «Swingle Singers». Ho, c другой стороны, этот приём был также настолько прост, что по мере роста известности Конниффа его звучание стало имитироваться бесчисленным множеством других составов во всем мире (как когда-то имитировалось звучание Гленна Миллера) Однако эти имитации не достигали хороших результатов, так как не обладали таким же блеском технического мастерства ансамбля и совершенством исполнения, как у Рэя. Поэтому приоритет в открытии этого звучания и введении его в современную музыку принадлежит, безусловно, только самому Конниффу. Разнообразный репертуар, прекрасные мелодии, ритмический свинговый бит и великолепный хор, который действует как инструментальная группа, плюс отличное техническое качество записи — вот что такое «Ray Conniff Sound».

Особую роль в этом звучании играет его вокальная группа. У слушателя пластинок Конниффа постоянно возникает некая двойственность — то ли это поющие саксофоны, то ли же слышны человеческие голоса тенористов? То ли это высокие трубы, то ли же женские сопрано? То ли это человеческий бас, то ли просто группа тромбонов? Любители музыки не могли скрыть своего восхищения перед этим новым саундом.

Сейчас Рэй живёт в Калифорнии, его офис в Лос-Анджелесе, а ранние записи делались в Нью-Йорке, поэтому теперь у него совершенно новая группа певцов. Судя по каталогам, к 1981 г. у него было выпущено 66 пластинок. При их записи Рэй часто использовал первоклассных джазменов как солистов, а своими фаворитами считал, конечно, Армстронга и Эллингтона. Во время редких «живых» выступлений его составов на сцене Рэй сам брал в руки тромбон и исполнял на нем пару номеров.

В декабре 1974 г. Конниффа пригласили записать диск на фирме «Мелодия». Он приехал в Москву без музыкантов, с женой и дочерью, но с готовыми аранжировками советских песен, сделанными заранее. Запись делалась местными силами, и в этом Рэю помогли Московский камерный хор Вл. Минина, вокальный квартет «Улыбка» и джаз-ансамбль «Мелодия» Г. Гараняна. На этой сессии записи Р. Коннифф был не только дирижёром и аранжировщиком, но и звукорежиссёром. Чтобы добиться своего знаменитого саунда, этого живого, яркого звучания и его безукоризненного воплощения, Рэй начиная с 1950-х часто работал с инженерами студии «Columbia» и профессионально набил руку в этом деле, став также и техническим творцом своих альбомов, незаурядным звукорежиссёром.

Во имя достижения совершенства Коннифф может работать иногда по 8-10 часов подряд, стремясь к идеалу. По поводу своих имитаторов он говорил: