— Что с моим лицом, почему его так тянет? Там тоже шрамы? — я старалась скрыть обречённость в голосе, но совсем не получалось. И да, мне было абсолютно насрать, если я её перебила.
— Речь как раз об этом, мадемуазель, — врач взял зеркало со стола и пошёл в мою сторону.
Моё дыхание ощутимо участилось, тремор в теле начал усиливаться. Я поняла, что мне пиздец.
Я взглянула в зеркало. Кажется, даже сердце на минуту перестало биться. Я смотрела в испуганные голубые глаза чужого человека — один был с лёгким помутнением — и не могла ничего вспомнить. Совершенно. Бледное лицо местами коснулись едва заметные морщинки. Смятые светлые кудри струились по плечам, мило обрамляя овал. Зрачки были очень широкие даже при ярком свете ламп на потолке. Наверное, я впервые увидела их такими чёткими. Мысль мимолётно пролетела в голове, но я не поняла, почему пришла к этому. Нахмурилась, прикоснулась к слегка курносому носу, после — к пухлым не то от отека, не то от сраных вмешательства губам, я так полагаю, как и всё моё лицо. Я абсолютно не узнавала его, но казалось, что раньше черты были совсем другими. Словно от собственных не осталось ничего… разве что синяки под глазами — их бы я узнала всегда.
— А шрамы где? Где, сука, шрамы? Я думала, дело в них! Я не узнаю своё лицо, объясните мне, я не понимаю…
Чувство безысходности заглушало звуки вокруг. Я была не в себе. Готова была верить во что угодно, даже в существование ебучего Ада, где получаю своё наказание. Но верить в то, что незнакомое лицо в зеркале и беспомощное тело были теперь моими в настоящем мире, я не могла.
Вскипевшая кровь ощутимо согрела моё тело, на руках выступили красные пятна и дико зачесались. Кажется, мне ставили другой пакет в капельницу, пока девушка пыталась утихомирить мой гнев. У жидкости, поступившей в тело, получалось лучше. Они сделали что-то ещё, но пока я находилась в отрешённом состоянии, даже не поняла, что именно. Очень быстро глаза начали слипаться, а в теле снова ощущалась первоначальная лёгкость. Словно выебся за день и свалился на нерасправленную кровать, но тебе всё равно комфортно, ещё секунда — и окажешься в полузабытьи. Но я учту, что они заткнули меня таким способом, хоть и приятным. Последние слова, что я запомнила, были:
— Отдыхайте, мадемуазель Ри. Вам нужно много сил, чтобы учиться ходить.
***
Да, я заново училась передвигать ноги. Поначалу они колотились как ненормальные и совершенно меня не слушались. Дыхание изредка сбивалось, когда глубоко в мыслях проносилось жуткое: «А что, если я больше не смогу ходить?» Я следовала предписаниям врачей, принимала отвратительные таблетки, послевкусие от которых держалось по несколько часов, уколы, капельницы и множественные обследования стали привычкой. Силы постепенно возвращались, я делала первые уверенные шаги и радовалась сквозь жгучие слёзы. Даже про пси ни разу не вспомнила. Куда уж там, когда руки чашку с чаем еле держат.
Много часов провела в компании психотерапевта. А вышло это очень даже недурно! Там же и начала привыкать к своему образу, вспоминать по крупицам утерянные в памяти моменты жизни последних тринадцати лет, откликаться на имя Лурдес Ри.
Так и прошли следующие месяца три.
Наконец, мне разрешили вернуться домой. Сделали запрос в часть, оказалось, я живу в Нью-Дели уже несколько лет. Я бы больше удивилась, если бы не переехала к такому возрасту. С порога больницы сухую кожу обдало тёплым ветром, я вдохнула аромат цветущих до середины осени пушистых деревьев. Лишь на некоторых виднелись золотистые переливы, они и напоминали о давно закончившемся лете.
Направляясь с провожатым до дома, я всю дорогу рассматривала окрестности. На каждой улице позади оставались дома не выше шестнадцати этажей. Предполагаю, лишь в центре можно было встретить высотки. Тёплый свет в окнах домов, живущих в гуще деревьев, дарил своего рода успокоение. Простенький городок встречал жителей или приезжих атмосферой уюта со всех сторон, чего никогда не отыщешь в поганом Термитнике, или даже в сердце Нью-Пари. Тут не перебарщивали со стерильностью, поэтому он выглядел живым, развивающимся в своём неспешном ритме.
Небо в этот день было хорошее. Тонкие полосы света пробивались сквозь нежного оттенка голубизну. Солнце скрывалось за панорамой города, оставляя розовые поцелуи на небосводе. И это было чертовски красиво! Дело не в том, что я так давно не выходила наружу. Чуйка подсказывала, что я прикасалась к своей прошлой жизни, которую, скорее всего, никогда уже не вспомню.
Сраное дерьмо! С этим хоть у кого-то получалось смириться?
***
Ключ мягко щёлкнул в замочной скважине. Попрощавшись, мой провожатый удалился, окончательно оставив меня один на один с новой жизнью. Я чувствовала себя вполне здоровой. Казалось, вся дурь из головы вылезла, и мысли больше не были хаотичными, как в клинике. Однако сил было мало, тяжёлые предметы по-прежнему давались с трудом, но во взаимодействии с ними пока не было необходимости.
Хозяйку встретила лишь тишина. Интерьер квартиры был подобран со вкусом. Я заметила чёрный диван с салатовыми подушками, странные картины с абстракциями на стене выглядели даже прикольно. Я прошла в гостиную по гладкому паркету, который сменился пушистым светлым ковром.
— Биокамин! С ума сойти, зачем? — и правда, зачем он был нужен старой мне, если по воспоминаниям я большую часть жизни проводила на работе?
На создание уюта с помощью бесполезных предметов я не тратилась. Сказывалась жизнь в интернате, разумеется. Поэтому такие простые вещи здесь вызывали во мне сомнение, что прошлый хозяин знал, что делает. Глаз зацепился за замысловатую вазу с роскошной зеленью, сидевшую у окна. Изумрудные листья брали на себя нежные оттенки остатков заката, создавая атмосферу уюта, словно я была… дома?
Упав на диван, размышляла вслух:
— Недурно живёшь, Лурдес Ри! Очень даже. Только скажи мне, какого чёрта, м?
Я собирала обломки воспоминаний прошлого со своим врачом, и многое удалось вспомнить. К примеру то, что со своими друзьями после выпуска из интерната мы резко прекратили общаться. Я часто прокручивала в мыслях наши совместные вечера, шутки, взгляды. Интересно, как они выглядят, узнала бы я их сейчас? Искать их спустя столько лет было неудобно, боязно. Мало ли, почему мы резко оборвали связи. Мать уже давно не отвечала на звонки, скорее всего, сменила номер. Туманно помнила свою работу, какая-то очередная фигня. Главное — хорошо платили, это было видно просто по обустройству квартиры и хорошему району. А вот сам переезд, и как обосновалась в Нью-Дели — мрак.
Неразрешённых вопросов, ломающих голову даже спустя столько времени, было слишком много. И получить хоть часть ответов я могла лишь одним способом — вернувшись в Нью-Пари. Чем я и решила заняться в ближайшее время.
***
— Охренеть! — я с силой бросила ключи на столешницу, попутно скидывая куртку и ставя в угол лёгкий чемодан, от которого уже руки отваливались.
Со вздохом облегчения плюхнулась на полюбившийся чёрный диван, обнимая зелёную подушку. Эти уроды на границе отказали мне, не пустив в Нью-Пари! Я добиралась с пересадками, что раздражало больше всего. Повезло, что вернуться получилось в этот же день. Не хватало шляться по унылым городам в округе, иначе чего мне там ловить?
Не получалось договориться или хитрить. К тому же, задавать вопросы было не в моих интересах, уж больно хмурыми они стали, глянув в экран. Пришлось делать ноги, пока не забрали меня до выяснения, или ещё чего. Что такого серьёзного я могла натворить в прошлом, если мне нельзя возвращаться в свой город ближайшие пару лет? С каждым разом становилось интереснее. Выбор был невелик, я стала ждать.