— О, мы здесь только затем, чтобы выслушать все, что у тебя на уме! — Джастин сцепляет перед собой пальцы и гибко подается вперед. — У себя в Greenhouse мы прежде всего заботимся о видении автора. Мы ни в коем случае не смеем портить авторскую работу, как-то ее ретушировать, причесывать на голливудский манер или что-нибудь еще. Мы все заботимся о целостности картины, поэтому хотим, чтобы ты вносила свой вклад на каждом этапе.
— Представь это как создание доски визуализации. — Харви сидит наготове с ручкой, занесенной над блокнотом. — Какие, допустим, элементы ты бы обязательно хотела видеть в экранизации «Последнего фронта»?
— Я об этом как-то и не задумывалась.
Мне только сейчас вспоминается, почему я никогда не заказываю кофе на рабочих встречах. Кофеин у меня как-то сразу проникает в мочевой пузырь, и возникает резкое, порочное желание поморосить дождиком.
— Написанием сценариев, честно сказать, никогда не занималась, так что даже не знаю…
— Можно начать, например, с актерского состава твоей мечты, — подсказывает Джастин. — О каких реально крупных кинозвездах ты, например, думала, когда писала книгу?
— Я? В самом деле не знаю.
Лицо у меня мучительно пылает. Ощущение такое, будто я тону на зачете, к которому не потрудилась подготовиться, хотя по логике должна была хоть немного подумать о том, чего бы я хотела от экранизации, прежде чем встречаться с киношниками.
— Честно сказать, при написании я ни о каких актерах не думала; воображение как-то не работало в эту сторону.
— Ну, допустим, взять того полковника, Чарльза Робертсона, — подсказывает Харви, — британского атташе. Мы могли бы вложиться в то, чтобы заполучить кого-нибудь действительно выдающегося, вроде Бенедикта Камбербэтча или Тома Хиддлстона.
Я оторопело моргаю.
— Но Робертсон даже не главный герой.
О полковнике Чарльзе Робертсоне лишь мельком упоминается в первой главе.
— Пусть так, — кивает Джастин. — Но, может, его роль можно несколько расширить, придать ему более драматичное присутствие…
— Расширить? — озадаченно хмурюсь я. — Не уверена, что это сработает. Это бы нарушило темп первой части — хотя, в принципе, можно поразмыслить…
— Видишь ли, фокус с военными эпопеями в том, что для экрана нужен кто-то действительно харизматичный, чтобы дать якорную привязку, — говорит Джастин. — Сложно добиться широкой перекрестной привлекательности, если единственным маркетинговым ориентиром будет только военная тема. Но стоит добавить какого-нибудь британского сердцееда, и у нас в кармане окажется весь женский контингент — мамаши среднего возраста, девочки-подростки… Это же, в сущности, и есть «принцип Дюнкерка». Что он сам по себе значит, этот чертов городишко? Кто о нем вообще слышал? Мы ходили смотреть на Тома Харди!
— И Гарри Стайлза, — вставляет Харви.
— Точно! Его тоже. И нужно сказать, что твоему фильму необходим свой Гарри Стайлз.
— А как насчет того парнишки из «Человека-паука»? — спрашивает Харви. — Как там его?
— Том Холланд? — накреняет голову Джастин.
— Да, он самый. Я бы с удовольствием увидел его в фильме о войне. Логичный следующий шаг для такой карьеры.
Харви смотрит в мою сторону так, будто только что вспомнил о моем существовании.
— Как ты думаешь, Джун? Тебе нравится Том Холланд?
— Я… Да, Том Холланд нравится.
Мочевой пузырь не на шутку мне докучает. Я ерзаю на своем сиденье, пытаясь найти точку равновесия.
— Наверное, это бы сработало. В смысле, я не то чтобы уверена, кого бы он сыграл, но…
— А на роль А Гэна мы подумывали о каком-нибудь китайском актере — может, из поп-звезд, — говорит мне Джастин. — Тогда это принесет нам кассовые сборы в Китае, которые просто невероятны…
— У азиатских поп-звезд есть проблема: они дерьмово говорят по-английски, — говорит Харви. — Кошмарный сон для продюсера.
— Харви, так говорить нельзя! — смеется Джастин.
— Опа! Ты меня подловил! Не вздумай сказать Жасмин.
— Как раз это не проблема, — вмешиваюсь я. — Предположительно все рабочие говорили на английском никудышно.
Видимо, это звучит язвительней, чем я предполагала, поскольку Джастин быстро спохватывается:
— Нет-нет, мы ни за что не стали бы менять канву вопреки твоему мнению! Это не то, чем мы занимаемся. К проекту у нас стопроцентное уважение и…
Я качаю головой:
— Да вовсе нет! Я никакой ущемленности не испытываю.