И она в ужасе от того, что может скрываться внутри тех обложек из кожзама. Сейчас это яснее, чем когда-либо. Я разговариваю с матерью, которая, при стечении обстоятельств, в самом деле предпочла бы не сталкиваться с тем, какие темные стигматы таятся в душе ее дочери. Ни одна мать не хочет знать свое дитя до такой степени. А значит, таковы условия нашей сделки — она будет хранить мои секреты так, чтобы они никогда не выявили секретов самой Афины.
— Очень хорошо, — говорит миссис Лю. — Спасибо вам, Джуни.
Прежде чем она вешает трубку, я выпаливаю:
— Да, и еще, миссис Лю! Насчет «Матери-ведьмы»…
И замолкаю. Я не уверена, что хочу сказать, да и вообще, надо ли что-либо говорить. Тодд в Zoom намекнул, что миссис Лю иск о возмещении не предъявляла, но мне все равно неприятно, что это надо мной тяготеет. Я хочу услышать подтверждение из ее собственных уст.
— Не знаю, насколько вы в курсе, но я собираюсь переписать вступление…
— Ой, Джуни, — вздыхает она, — это такая мелочь.
— Это действительно оригинальная работа, — тараторю я. — Я сделала… Я действительно взяла тот первый абзац — не знаю как, но я думаю, мы просто обменивались выдержками, и он каким-то образом оказался у меня в записной книжке, а времени прошло так много, что я и забыла… Но в любом случае все остальное…
— Я знаю, — говорит миссис Лю, и теперь в ее голосе слышатся жесткие нотки. — Знаю, Джуни. Афина никогда бы подобного не написала.
Прежде чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, миссис Лю уходит со связи.
17
К концу того месяца пыль осела, и все заинтересованные стороны определились с решением. Интернет меня ненавидит, я пятно на лице индустрии, а мои отношения с издательством висят на волоске.
Тем не менее я не разорена. А по большинству внешних показателей так я даже в плюсе. Я занимаю то любопытное место, где часть читающей публики, что постоянно зависает в Сети, меня на дух не переносит, зато остальные покупатели книг в Америке переносят с удовольствием. Народ по-прежнему разбирает мои книги с прилавков Target и Books-A-Million. Несмотря на петицию от Адель Спаркс-Сато и Дианы Цю с требованием к Eden убрать с полок все мои книги, пока не будет проведено стороннее расследование (бред сивой кобылы), мои продажи держатся на уровне.
Более того, они идут в рост. Бретт был прав насчет скандалов, раскручивающих рынок. «До заявления о роялти информация пока неофициальна, — пишет он в своем последнем имэйле, — но твои продажи в этом месяце почти вдвое больше, чем были год назад».
Достаточно немного порыскать по наиболее отвязным закоулкам интернета, и становится понятно, что именно происходит. Меня на знамя подняли сторонники свободы слова из числа ультраправых. А мое смазливое англосаксонское личико стало идеальной мишенью для левацкой толпы с их культурой отмены. (Правовые аспекты не чужды и правой части социального спектра, но только тогда, когда обвиняемый совершил что-нибудь вроде сексуального насилия или плагиата на расовой почве.)
Популярный ведущий Fox News призывает миллионы своих зрителей к моей поддержке, чтобы Eden не смел меня вычеркнуть, что создает странную ситуацию, когда книгу о жестоком обращении с китайскими рабочими начинают скупать тысячи трампистов. Публицисты передают мне запрос на интервью от популярной молодой ютуберши, но я отказываюсь, когда обнаруживаю, что большинство ее вирусных видеороликов носят названия вроде «ГЛЯНЬТЕ, КАК Я ПРОНОШУ СТВОЛ В СВОЙ УНИВЕР =)))» или «СНЕЖИНКА-ЛИБЕРАСТИНКА ВСЕМ ТЕЛОМ ЗА АБОРТЫ!».
Ну ладно, я знаю, как недостойно это выглядит. Как и Тейлор Свифт, я не намеревалась становиться Барби белого супрематизма. И понятно, что я не сторонница Трампа — я же голосовала за Байдена! Но если все эти люди швыряются в меня деньгами, неужели с моей стороны так уж порочно их принимать? Разве не нужно, наоборот, радоваться выжиманию бабла у расистского быдла, едва лишь у тебя появляется такая возможность?
Вот ведь как все обернулось. Я растеряла свою репутацию, но я далека от банкротства, и на обозримое будущее у меня есть стабильный доход. Все могло быть гораздо хуже. Ну, сожгла я все свои мосты в издательском деле — это ж не значит, что жизнь закончена. У меня на сегодня сбережений больше, чем у большинства людей моего возраста. Может, пришло время остановиться, пока я еще на коне?