- А ты, милый, все так же неутомим, как раньше! – улыбнулась Кунья, когда мы опять лежали на траве. – Помнишь, как на «Альфе» мы ловили каждую свободную минутку?
- Ну, еще бы! Мы ведь не были тогда уверены, что останемся в живых…
- Да. И ты действительно умер. А потом вернулся ко мне. Через два месяца. Ты не представляешь, как мне было тяжело без тебя!
- Представляю. Не хотел бы я оказаться на твоем месте! Наверное, я бы не выдержал… Сошел с ума. Теперь я понимаю, как жестоко было с моей стороны приказывать тебе выжить…
- Я уже говорила. Ты – мужчина, и любишь умом. А я – сердцем. И сердце мне подсказывало, что ты вернешься… Я верила в это!
Мы достали из машины микроволновку и продукты, и подготовили все для обеда. Когда Сергей и Гута приплыли обратно, оставалось только включить печь. Рассевшись вокруг скатерти, расстеленной на траве, мы приступили к еде.
- Как хорошо! Совсем, как дома, - сказала Гута, даже не подозревая, что в точности повторяет слова Куньи, сказанные два года назад. – А как ты думаешь, Сережа, что нас ждет дальше, в Йеллоустоуне? Мы останемся в живых?
- Конечно! Нас ведь не так легко убить, мы кое-что можем, и еще, у нас биоблокада. А отец – такой целитель… Не мне чета!
- Да. На Гее он восстановил мне руку меньше, чем за полчаса, - сказала Кунья. – И вообще, наша задача – победить, а не умереть.
- Мама, - спросил с любопытством Сергей, - а что ты думала, когда бросилась на Купера? Ты не боялась смерти?
- Я просто ни о чем не думала, а спасала Вадима. Умру я или нет – не имело значения.
- Ну да, - подтвердила Гута. – Я знаю это чувство. Точно так же было у меня, когда я бросилась отбивать Сережку от волков. Думать я начала уже после. Вот тогда я действительно испугалась, когда решила, что он мертв. И в один миг придумала, как смогу убить себя. И только потом обнаружила, что Сергей жив. Как глупо, правда?
- Ну, почему же глупо? – вступился Сергей. – А я, когда волки кинулись на меня со всех сторон, подумал о Галинке – каково ей будет, если меня разорвут на куски? А потом успел еще увидеть ее нож в шее волка перед тем, как потерял сознание…
* * *
После обеда мы отдыхали, лежа на траве, загорали, а потом даже задремали, и проснулись лишь тогда, когда солнце перевалило за полдень. Быстро собрав все в багажник и одевшись, мы поехали обратно. На этот раз машина шла сама по знакомому маршруту, а мы разговаривали.
- А если Йеллоустоун все-таки взорвется? Что будет с Землей? – спросила Гута.
- Ну, ты и сама знаешь, - ответил я. – Половина Северной Америки вообще взлетит на воздух, совсем, как у Жюля Верна в «Таинственном острове», только масштаб катастрофы будет другой. А мощный выброс дыма и пепла попадет в верхние слои атмосферы и уменьшит солнечную радиацию на десятки процентов, причем не на день, а на годы. Средняя температура поверхности Земли значительно понизится, урожаев больше не будет, моря замерзнут, кроме, разве что, тропических. Так что, в основной своей массе, человечество эту катастрофу не переживет.
- На что же надеются те, кто добивается этого?
- Они-то выживут, денег у них достаточно. А потом будут диктаторами этого замерзшего мира.
- Но мы же не допустим такого?
- Постараемся не допустить…
Потом мы сидели молча, глядя на дорогу, стремительно убегающую под колеса машины. Гута тихонько напевала песню «Эхо любви», к сожалению, неизвестную в этом мире, Сергей обнимал ее.
- Хотите погулять по городу? – спросил я.
- Конечно! – ответил Сергей.
Остановив машину в нескольких кварталах от дома, мы вышли и направились к парку, в котором уже побывали с Куньей перед отлетом в тренировочный лагерь. Мы опять катались на вертикальной карусели, «американских горках», посмотрели на город сверху, с «колеса обозрения», с высоты более трехсот метров, а потом подошли к аттракциону, имитирующему старинное русское ярмарочное развлечение – на площади стоял шест, высотой не меньше тридцати метров, на вершине которого что-то виднелось. Вокруг толпился народ, и время от времени кто-нибудь пытался взобраться по шесту, но даже самые ловкие не могли влезть выше, чем до половины. У подножья шеста на десяток метров простирался огороженный мягкой сеткой батут, и даже, если кто-нибудь срывался и падал, травмы ему не грозили.
У Гуты загорелись глаза:
- Можно, я попробую?
Она подбежала к шесту, дождалась, пока очередной претендент отказался от попытки, и мигом перемахнула через ограждение. Скинув кроссовки, оставшись в шортах и рубашке с коротким рукавом, она, подпрыгнув, быстро полезла вверх.
Вокруг раздавались смешки и иронические замечания, которые, впрочем, постепенно смолкали по мере того, как Гута поднималась все выше и выше, не снижая темпа. Вот она достигла уже середины столба, вот уже до вершины осталось всего несколько метров… Наконец, Гута дотянулась до того предмета, который лежал в корзине, и, удерживаясь за столб одной рукой и ногами, показала зрителям плюшевого медвежонка.