Небесная Императрица! Неужели это твой особенный дар, способность управлять тем, что заставляет бояться до обмороков?..
Если бы в этот день кроме Йи на берегу был кто-то ещё, кроме первых весенних цветов, упрямо пробивающих собой ноздреватый снег, может быть, он мог бы услышать, как мальчик разговаривает с кем-то, невидимым глазу. Или даже увидеть, как медленно ползут по бледным щекам слёзы.
1
Энлэй — польза
2
Вэйюан — сохраняющий глубины
Глава 25. Церемония «Извинение»
Учитель встретил любимого ученика ожидаемым строгим выговором — и неожиданным ценным подарком.
В крепкой деревянной шкатулке в специальных креплениях выдвижных лотков хранились наборы лезвий, крюков, зажимов, расширителей... Йи не сумел бы описать то чувство, которое охватило его, когда он понял: это — те самые, с помощью которых он только что пытал человека!
В голове сделалось звонко и пусто.
Йи Дэй поблагодарил Учителя, как того требовали правила.
Учитель пригласил его разделить с ним трапезу.
Йи не посмел отказать, хоть при мысли о еде сводило судорогой живот.
В личных покоях Учителя царили совершенно осенние ароматы цветочного чая, а на столе не обнаружилось ничего, кроме двух чашек на тростниковых салфетках.
— На самом деле, я хочу с тобой поговорить, — признался Учитель. — Но я решил, что сейчас нашей беседе помогут душица и хмель.
Йи вздохнул. Вдохнул знакомое сплетение ароматов.
Учитель переставил на стол поднос с большим фаянсовым чайником, искусно расписанным драконами, маленьким фарфоровым чайником, по которому летели фениксы, стеклянными баночками с сушёными травами, сахарами, белым, коричневым и розовым, изящными раковинами морских обитателей.
Это была церемония «Извинение». Даже если Учитель не скажет церемониальных слов вслух, Йи будет знать: Учитель искренне раскаивается...
В чём?
Вероятно, это и есть то, о чём он хочет поговорить.
Учитель спустил с пальцев на угли в чаше под фаянсовым чайником живой огонь, обогрел чашки. Можжевеловый лоток, в который слили горячую воду, поделился с воздухом своим ароматом. Чайная кисть в руках Учителя исполнила «Танец годового круга». Первые чаинки познакомились с чашками. Как только чайник в драконах запел песнь «Шум ветра в соснах», его перенесли на фарфоровую подставку и наполнили водой фарфоровый чайник, в который перед этим поместили заварку.
Первую воду отдали можжевеловому лотку. Вторая вода заняла своё место под крыльями фениксов.
В церемонии извинения заваренный чай переливался в широкую чашу с изогнутым носиком, закрытым мягким ситом из шёлка, чтобы попасть в чашки участников церемонии освобождённым от частиц чая и трав.
Учитель молчал, пока шаг за шагом проходил извилистый путь чайной церемонии. Йи был благодарен ему за это: каждое привычное действие, каждый знакомый жест, на который мышцы откликались готовностью повторить, помогали мальчику вспомнить, что он — жив.
В травяном отваре Дэй на вкус распознал ещё ромашку. От её ненавязчивой горечи разжимались тиски в животе.
К концу первой чашки Йи почувствовал, как в гулкой пустоте, оставшейся в нём после знакомства с пыточным набором, начали зарождаться мысли. Неторопливые, мягкие.
О пустом.
И Учитель это почувствовал. Можно было начинать беседу.
Поначалу, впрочем, она больше напоминала монолог. И Йи знал, что непременно поблагодарит Учителя и за это: остаться один на один с собой, с нежданным подарком, подтверждающим нежеланную судьбу, ему было бы слишком... не страшно. Нет.
Слишком больно.
— Я уже очень давно хочу поговорить с тобой, — Учитель смотрел Дэю не просто в глаза — в самые заветные уголки его души. — Я много раз пытался составить беседу так, чтобы начать с самого важного, и сделать это так, чтобы ты меня понял. Мне казалось поначалу, что ты слишком мал и не сумеешь понять... кого я обманываю. Я уверен в этом и сейчас. Ты слишком, слишком мал. Тебе всего тринадцать. Но, в то же время, ты не глуп. И тебе уже тринадцать. Однако... я так и не понял, что оно, то самое важное, с чего я должен начать наш разговор. Может быть, то, о чём ты спросил меня. То, чего я не имею права у тебя спрашивать. Поэтому скажи мне, тебе понравился чай?
Йи улыбнулся:
— Да!
Он не был готов говорить что-то длиннее согласия или отказа, но почему бы не подтвердить, что чай вышел отменный.
Учитель улыбнулся в ответ:
— Я знаю, что буду жалеть об этом. Я уже жалею. Все тринадцать лет своей жизни ты был честен со мной, и, я уверен, заслужил честности в ответ.
Йи слушал Учителя и удивлялся тому, что Владыка Небесной Флейты неспособен найти то единственно верное слово, с которого полноводной рекой разольётся нужная тема.
«Полноводной рекой»... чем-то цепляли эти слова.
Нет, нет.
«Разольётся».
Йи забегался и не поделился, но Отшельник лично рассказал о грядущем потопе Учителю. Бохупаэ брал с собой Йи как свидетеля тому, что всё серьёзно.
Учитель взял их обоих на аудиенцию к Императрице.
Такого изумрудного сияния в глазах Яшмовой Тёти Йи не видел ни разу за все годы своей жизни. О чём поговорили Императрицы, Небесная и Звёздная, они не сообщили никому, и аудиенция закончилась ничем: не началось никакой подготовки к потопу в Циньдаре, не повели свои семьи в горы и за горы красавицы городов и поселений... или повели, но об этом не говорили во всеуслышание.
Эти мысли прокатились по голове Йи как гремучие горошинки внутри сухого рыбьего пузыря.
И утихли: от повторного заваривания ароматы хмеля, душицы и ромашки обрели новое звучание, наконец, дали дорогу вкусу чайного листа, оттенили его, усилили...
Учитель, допив чай, взялся подогревать воду, чтобы заварить следующую порцию. В неё он добавил несколько сушёных ягод малины.
В церемонии извинения чай заваривали трижды. В третий раз добавляли сушёные ягоды: крыжовник, малину, землянику, бруснику... Давным-давно Йи спросил Учителя, имеет ли какой-то особенный смысл, что именно добавляется, и Учитель даже засмеялся: «Какой основательный подход к изучению церемоний! Мало кто спрашивает о таких мелочах. На самом деле, значение имеет сам факт изменения вкуса. Он, с одной стороны, подводит итог всему, что было сделано и сказано за всю церемонию — а с другой, даёт возможность тому, для кого проводится Извинение, благосклонно принять его вместе со вкусом ягод или отвергнуть».
Не успел тогда Йи спросить, как отвергают извинения в церемонии, как Учитель сам продолжил: «Если ты принимаешь извинения, ты спокойно допиваешь третью чашку. Если принимаешь, но оставляешь за собой право продолжать обвинять собеседника в том, за что он хотел извиниться, часть чая выливаешь в поднос и можешь обозначить свою позицию словами. Если ты не принимаешь, можешь просто не прикасаться к третьей чашке. Если же приравниваешь то, за что перед тобой извиняются, к смертельной обиде, выливаешь содержимое чашки на пол».
Йи вместе с другими мальчиками собирал малину прошлым летом. Юные красавицы тоже принимали участие в сборах, и Дэй поначалу никак не мог понять, почему рядом с ним оказывались то одна, то другая, ведь сам нарочно не бегал от одной к другой. Потом догадался: когда красавицы подходили, он краем глаза оценивал, сколько они успели набрать ягод, и неизменно пересыпал в их корзинки то, что сумел к той поре собрать сам.
Дэй улыбнулся янтарным переливам на дне чашки. Он видел в них улыбки тех красавиц, и тёплые добрые воспоминания примиряли с реальностью.
Хочет он того или нет, но — он сумел сам узнать правду от пленника. Не упал в обморок при виде пауков. Подаренный Учителем набор инструментов — просто бесподобен. И гладкую коробочку Йи, как не раз бывало с другими, непременно разберёт на части, чтобы понять, где спрятаны пружинки и за счёт чего они приходят в движение. Вдруг до чего-то ещё не успел додуматься сам.