Йи больше не прятался от него в Тень, проходил как мимо пустого места, а теперь впервые за долгое время встретился взглядом — и, кажется, Лю не понравилось сапфировое мерцание в бездонной черноте глаз Дэя:
— Это ты о шрамах, полученных в учебных боях?..
Хохот невольных слушателей вышел куда более обидным, чем шутка полудемона, тем более, Чу не нашёлся, что ответить. Но он знал, как оставить поле боя за собой: демонстративно погладил свой новый кулон. «Это мамин подарок», — честно врал он Учителю на вопрос, откуда такое оригинальное украшение: два коротких, в мизинец длиной, узких серповидных лезвия на одной цепочке. Лю сразу заметил, как дёргается при виде него Йи Дэй. Стоило теперь Йи «показать зубы», как рука Лю сама тянулась к стали, чернёной с серебром, белой с позолотой. Гладил он, впрочем, больше рубаху рядом с кулоном — пальцы слишком хорошо помнили боль от порезов, зарастить которые помогала только мамина магия.
Так вышло и в этот раз: Гром и Молния смеялись удачной перепалке, а Йи — нет. О, да он даже трясся от злости! Пусть все считают, что Лю улыбается его словам, признаёт поражение. Но он-то знает, что его радует бессильная злоба любимчика учителей.
— Ты как-то странно реагируешь на подвеску этого воображалы, — заметил Лэй, когда помогал Йи относить в его спальню опустевшие баночки от мазей.
От природы наблюдательный, он всегда старался замечать странное и находить ему объяснение.
Йи, вовсе не такой уж скромник, как могло бы показаться, замялся, засмущался:
— Я знаю, ты не будешь смеяться... — Дэй прищурился и будто бы невзначай сделал вывод:
— И знаю, что ты никому не расскажешь...
Долгая пауза и едва заметный кивок подтвердили: Лэй понял и принял эту просьбу. Что бы ни сказал будущий палач, это будут знать он и Гром. Даже лучший друг, Ксиабо, не узнает.
Йи долго молчал, то ли подбирая слова, то ли собираясь с духом, но всё же решился:
— Лиэр-Дьян, Полдень, и Шиэр-Дъен, Полночь, что носит на цепочке Лю Чу, не украшение, а оружие. Пара волосяных клинков, я таких здесь больше ни у кого не видел, но в Оружейной Палате... ты же помнишь, нам о них говорили?
— Да, — кивнул Лэй.
Он совсем забыл, однако после слов Йи сразу же вспомнил, как молодой подмастерье-оружейник — вот бы стать одним из них! — им показывал волосяные клинки на стойке. Такие одинаковые, но такие разные, изогнутые чуть больше и чуть меньше, длиннее и короче, серебряные и позолоченные, с узорами для яда и для красоты, и в подарочном футляре, и вплетённые в косу манекена, и в бороду... а не знать, куда смотреть и на что обращать внимание — никогда не найдёшь!
— Хитрое оружие для шпионов, — сказал Лэй.
Йи покачал головой. Вроде бы, уже решился, но что же так тяжело. Вдох — выдох, начал говорить, значит... он вдохнул — и с жаром выпалил:
— Когда я вижу Полдень и Полночь, беспомощно свисающими с этой цепи, я ненавижу Лю! Разве можно так издеваться над боевыми клинками!
— Нельзя, — возмущённо припечатал Лэй. Его верно избрали в собеседники. — Ни с каким оружием так нельзя! А ты о них говоришь так, словно они Стальные Женщины?
— Да! — восторженно выдохнул Йи. — Да, они живые! Мы почти не слышим друг друга, Лю что-то с ними делает...
— Погоди, — остановил его Гром. — Раз они — Стальные Женщины, говорить с ними может только тот, кого они признают хозяином. Они — клинки Лю, но признали тебя?
Йи снова надолго замолчал. Решил, что, попробовав рассказать другу, сможет лучше понять сам:
— Мне кажется, они... мои. Я их услышал, когда впервые увидел, я слышал их так хорошо, они звали меня на помощь, только я был слишком маленький и слабый, и я до сих пор стараюсь их освободить... — Дэй приложил ладонь к боку, там ещё не до конца сошёл синяк. — Я попробовал их забрать, но Лю сильнее меня. А потом он что-то стал делать с ними, я почти перестал их слышать.
Лэй задумчиво проговорил:
— И если мы сейчас... хорошо, если ты сейчас обратишься за помощью к наставникам...
— ...получится, что я ещё совсем маленький и меня рано называть не то, что юношей, но даже мальчиком, — печально договорил Йи. — А ведь через пять дней церемония Дарения.
Конечно, именно таких ситуаций ни Лэй, ни Дэй не помнили, зато были свидетелями наказаний мальчиков и юношей, которые приходили к учителям с жалобами на несправедливость ровесников. Взрослые каждый раз говорили: у любой проблемы есть решение, если не можешь найти его сам — обратись за помощью к равным, не перекладывай ответственность за принятие решения на старших, учись понимать, заслуживает ли их внимания мешающая тебе мелочь.
— Я постараюсь что-то придумать, — пообещал Лэй.
Йи поблагодарил его поклоном.
Он так и не сумел признаться даже другу, как всё получилось с этими волосяными клинками.
Сначала ему был сон, из тех, что не совсем сны. Был он и раз, и другой, и третий, и почти вытеснил из ночей сны, где Йи пел о путешествии в Персиковую Долину Гэн и Чинь — о, в снах он не только пел! — наверное, снился и в те ночи, после которых утром Йи не мог вспомнить, что снилось.
Сон — не совсем сон, скорее, мечта увидеть реальное до одури перекошенное ужасом лицо Лю — и Йи, его рука, и в ней Лиэр-Дьян и Шиэр-Дъен, не впервые взятое в руки чужое оружие, а продолжение пальцев Дэя... взмах! И волна алой крови, Йи ощущает, какая она горячая, чует её запах, вкус, опьянение, горечь... неясно, что было до, непонятно, будет ли что-то после, но Йи пришёл в ужас, когда увидел Полдень и Полночь наяву, подвешенными, словно в насмешку над их боевой сутью, на красивую цепочку. И где? На шее того, чью кровь он с восторгом отведал в повторяющемся сне.
Нет.
Йи не рассказал о нём даже Учителю — никому не доверял настолько, насколько ему! Старался пересказать каждый странный сон... Но сознаться в том, что получил удовольствие от смерти Лю Чу, испытал радость от вкуса его крови, как от глотка воды в жажду, пусть даже во сне… об этом он сумел не сказать и Лэю.
Оставалось только сдерживать себя, не давать рукам воли сорвать украшение с шеи врага, ведь он знает, что случится, когда Полдень и Полночь окажутся в его руках.
Глава 41. Церемония Дарения
Мастер Оружия говорил с Учителем, а улыбался мечу, как единственной подруге:
— Веришь ли, все последние одиннадцать и две весны я жду, когда придёт её хозяин.
— Верю.
— Веришь ли, я нарёк её Смертью, ещё разжигая огонь в кузне.
— Верю.
Учитель знал, на эти вопросы можно не отвечать, но это было частью ритуала.
Мастера Оружия — совершенно особая каста, сродни палачам, но, в отличие от них, не только почитаемая, но и любимая. Если палачами становились только рождённые от палачей — или выданные за рождённых от палачей! — то стать Мастером Оружия мог каждый, кому отзывался Металл, и многие мечтали об этом. Но не каждому Мастеру Оружия было по силам чувствовать, который из мечей он наделяет особым сознанием, который из мечей становится живым, «стальной женщиной», которая примет имя и сама себе выберет хозяина.
Учитель думал над этим долго. Очень долго:
— Могу ли просить тебя, Мастер, об одной маленькой услуге?
Мастер поднял взгляд:
— Разумеется!
Учитель улыбнулся.
Маленькая проверка — это всего лишь маленькая проверка.
Солнце лениво поглядывало вниз из-за лёгкой кисеи утренних облаков. Каждую весну сторожевые кланы привозили в столицу своих юношей, готовящихся стать мужчинами, каждую весну наполнялись площади нестройным гулом голосов, непривычных ещё к низкому тембру. Оружейная Палата — огромное строение на окраине Циньдара — встречала учеников имперскими флагами над пагодами и нежным перезвоном «музыки ветра» в арках галерей.
Все волновались. Да, они уже взрослые, почти все станут воинами, кто-то пойдёт в подмастерья к оружейникам, вон, Лэй сдерживается, как может, хочет казаться солиднее, благонадёжнее, чем есть, а не скакать от счастья кроликом. Ксиабо изо всех сил старается сделать вид, что не очень-то он и переживает — быть бойцом по-любому проще, чем оружейником или палачом...