Будды существовали, их было миллионы, но не психология Будд, потому что никто никогда не пытался исследовать пробужденное сознание чтобы создать из этого научную дисциплину. Будды были, но никто не пытался понять феномен буддовости научным путем.
Гурджиев был первым за всю историю человечества, кто попытался это сделать. В этом смысле он был исключителен, то был пионер третьей психологии. Как всегда и бывает, пионерам приходится трудно; проникать в нечто остававшееся неизвестным, всегда нелегко, но он пытался. Он принес из темноты несколько фрагментов, но проблема становилась все более трудной, потому что его лучший ученик, Успенский предал его. Вот в чем была трудность, Гурджиев был мистиком, несведущим в мире науки, у него был ненаучный склад ума. Он был мистиком, он был Буддой. Вся забота лежала на Успенском, потому что он был великим ученым, один из величайших математиков, когда либо рождавшихся в мире, один из глубочайших мыслителей столетия. Весь успех зависел от Успенского. Гурджиев должен был посеять семена, а Успенский – проработать их, дать им определения, философизировать, вывести из этого научную теорию. Это было бы постоянное сотрудничество между Мастером и учеником. Гурджиев мог посадить семена, но не мог дать научное объяснение, не мог привести все это в такую форму, чтобы это стало учением. Он знал что это было, но ему не хватало языка.
Успенский владел языком, владел в совершенстве. У меня нет другого сравнения, Успенский мог написать так идеально, что даже Альберт Эйнштейн почувствовал бы зависть. У него был замечательно вышколенный, логический ум. Вы должны прочитать одну из его книг, Tertium Organum (Ключ к загадкам мира). Это редкий феномен. В самом начале книги, Успенский говорит, "В мире есть всего три книги: первая из них Аристотелевский Органон, первый инструмент мысли; вторая – книга Бэкона "Новый Органон", второй принцип мышления; и третья – " Tertium Organum ". Tertium Organum означает третий канон мысли. Успенский сказал, и это не было сказано из гордости или эгоизма, "Даже до того, как появились первые два, третий уже существовал." В своей книге он говорил, "Я принес само основание всего знания." И это не эгоизм, книга действительно исключительна.
Все усилия Гурджиева зависели от тесного сотрудничества между ним и Успенским. Он должен был вести, а Успенский должен был все формализовать, сформулировать, оформить в виде структуры. Душа исходила от Гурджиева, а тело поддерживал Успенский, но в середине пути Успенский предал его. Он просто бросил Гурджиева. Такая возможность всегда есть, потому что он был интеллектуалом до мозга костей, а Гурджиев был анти-интеллектуалом. Было практически невозможно сохранить между ними сотрудничество.
Гурджиев требовал чтобы ученик полностью сдался, Мастер всегда этого требует, но для Успенского это было трудным, как и для любого ученика. А когда ученик слишком умный, это трудно вдвойне. Постепенно, Успенский начал думать, что он узнал уже все что возможно. Интеллигенция с легкостью обманывается таким образом. Он был настолько умен, что сформулировал все, и начал чувствовать что уже знает. Тогда, шаг за шагом между ними начал появляться разрыв.
Гурджиев всегда требовал абсурдных вещей. Например, Успениский находился за тысячи миль от него и Гурджиев посылал ему телеграмму, "Бросайте все, немедленно приезжайте". Успенский испытывал финансовые трудности, проблемы в семье, и кучу других проблем, ему было почти невозможно приехать немедленно, но он делал это. Когда он приезжал, Гурджиев встречал его словами, "А теперь езжайте обратно." Из-за этого начал появляться разрыв. Успенский уехал и больше не возвращался, но это была его ошибка. Это был просто тест, сможет ли он сдаться полностью.
Когда вы сдались полностью, вы не спрашиваете, "Почему?" Мастер говорит "Приезжай", вы приезжаете; Мастер говорит, "Уезжай", вы уезжаете. Если бы Успенский уехал в тот же день так же просто, как и приехал, нечто в глубине него, что ограничивало все его развитие, могло бы исчезнуть. Но для такого человека как Успенский было слишком абсурдным, что Гурджиев внезапно просит его, и он приезжает. Должно быть, он ехал с ожиданием чего-то важного, ведь он думал что жертвует так многим: семья, проблемы, финансы, удобства – ему пришлось бросить все. Должно быть, он представлял себя мучеником. И вот он приезжает, и даже не поприветствовав его, первое что говорит Гурджиев при встрече, "Теперь можешь ехать обратно." Это было уже чересчур, он бросил все.
И когда Успенский уехал, все усилие создания психологии третьего измерения было обречено. Гурджиев старался и так и этак, он пытался найти кого-нибудь еще. Он работал со многими людьми, но не смог найти человека такого же масштаба как Успенский. Успенский больше не мог развиваться, а Гурджиев больше не мог работать над своей психологией. Вместе они были великолепны, по отдельности стали убогими. Успенский остался интеллектуалом, Гурджиев остался мистиком. Вот такая была проблема. Именно по этому у них ничего не получилось.