Микроскопом можно забивать гвозди либо проламывать черепа, как это было в Кампучии Пол Пота, но создавался данный прибор для наблюдения сверхмалых объектов. Аналогично и традиционная йога предназначалась отнюдь не для поднятия Кундалини, получения сиддх, сверхсложной акробатики или ежедневного вызова самому себе. Будучи реализованной, она приводит человека к состоянию системного равновесия, обеспечивая физическое здоровье, душевный покой и общую гармонию. Если проанализировать тексты многих поздних школ, от «Горокхо биджой» до «Малла пураны» и «Шритаттва нидхи», видно, что во многих из них асаны и пранаямы не используются по назначению. Для обретения системности вовсе не нужно поднятие Кундалини либо выполнение сотен поз. «Будучи освоенной, асана может уничтожать болезни и даже обезвреживать яды. Если не нет возможности овладеть всеми асанами, возьми одну, но добейся в ней полного удобства» (Шандилья-упанишада, 1, 3, 12-13).
Сьоман пишет: «...Ясно, что система йоги Майсорского дворца (которую затем, в свою очередь, „уточняли“ Айенгар и П. Джойс), идущая от Кришнамачарьи, является ещё одним синкретическим учением, опирающимся, в основном, на текст по гимнастике (V.P. Varadarajan, Vyayama Dipika, Bangalor; Caxton Press, 1896), однако подающим его под именем йоги. Существует огромная пропасть между представленным здесь... реформистским движением, пытающимся приспособить йогу для нужд обыкновенных людей, и традиционными древними идеями...» (62, с.105).
Чтобы понять изначальный смысл йоги, её подлинный масштаб и предназначение вовсе не обязательно стремиться в гималайские пещеры. Постижение истины — это не скитания по лику земли, не перебежки от святыни к святыне в надежде отковырнуть и унести частицу духовности. Это движение внутри себя, которое может быть начато в любой точке пространства и времени.
Данная книга является самоучителем, полезным любому желающему начать освоение традиционной йоги (если нет противопоказаний, приведённых в конце главы «Асана»). Сложность текста в отдельных местах — кажущаяся, это случается, потому что там, где довелось быть мне, вас, как говорят в Одессе, ещё «не стояло». По мере накопления собственного опыта нюансы данной здесь специфической информации будут проясняться ещё долгое время, обеспечивая личный прогресс. И это справедливо, поскольку не всякое понимание передаётся словами, а уж полное — только через со-участие, со-действие, со-пребывание в области существования, именуемой йогой.
Книга может вызвать дискомфорт и внутреннее сопротивление у тех, кто успел ввязаться в псевдойогические тусовки, трудно переквалифицироваться на «правильного» йога, если уже стал каким-то. Даже если читатель понимает, что книга открыла ему глаза, это совсем не значит, что можно отказаться от того, во что втянут. А если такая попытка и будет сделана то, скорее всего, окажется весьма нелёгкой, и даже не потому, что переучиваться всегда труднее. Если человек, допустим, ушёл в Аштанга-виньясу, это означает реализацию личных интересов, чаяний и побуждений, имеющих долгую историю развития. Когда мы впервые усваиваем что-то касательно йоги — пусть даже полный бред — он будет законченной структурой понимания, пусть ошибочной и вредной, но крайне трудно изменяемой, даже если под давлением неопровержимых фактов абсурдность эта становится очевидной. Любые доводы или влияния извне упираются в то, что изменить однажды изменённое чрезвычайно трудно. Когда человек «стал йогом», он получил стереотип в сознании, и второй стереотип по этому же поводу и в том же сознании иметь нельзя. Это проблема тождества с самим собой, которое — если оно уже достигнуто — становится почти расторжимым. Стендаль говорил об этом, как о кристаллизации чувств и ожиданий на подвернувшемся объекте. Возвращение человека, втянутого в псевдойогическую реальность к нормальному состоянию критичности — задача трудновыполнимая, поскольку в этом случае его представления отталкиваются не от фактов, но сформированы идеями. А в область идей не проникает ничего кроме окончательной катастрофы. Если человек уже вошёл в то, что он называет (или ему назвали) йогой каким-то способом, пусть через самого что ни на есть липового «учителя», реализуя при этом своё достоинство и представление как об уважающей себя личности, то это не расцепить никакими логическими доводами.
Более того, это даже опасно, поскольку смена курса влечёт за собой необходимость расставания с усвоенной схемой, признание своей несостоятельности и перспективу нового тяжёлого труда. Убедить человека в ложности пути, которым он следует, способно только явное ухудшение здоровья.
«Тот, кто не был способен практиковать йогу в полном объёме, довольствовался тем, что подражал каким-то её внешним аспектам и буквально истолковывал те или иные технические подробности. С индийской точки зрения это явление деградации есть не что иное, как постоянно возрастающее нравственное падение... В эпоху Кали-юги истина погребена во мраке невежества. Вот почему постоянно появляются новые учителя, стремясь приспособить учение к слабым способностям падшего человечества» (227, с.346). Неясно, чему сегодня служат многократно препарированные «учителями новой формации» йогические «останки» — добру или злу.
Что такое путь к истине? Это личный акт познания, который ранее уже происходил с другими, в том числе и великими людьми. Классическая практика йоги — это деятельность, реализуемая в пространстве законов, упакованных текстами Сутр. Это создание условий для возникновения нелинейной положительной обратной связи, которая, в свою очередь, инициирует срабатывание (или даже создание — В.Б) механизмов регенерации и самонастройки.