Путешествуя вместе с ним, я мало-помалу стал осознавать его сложность; внешне, насколько это возможно, он был простым человеком. Когда остановка закончилась, люди вышли, и поезд тронулся, увидев, что я задремал (я прикрыл глаза), он тут же вынул что-то из портфеля. А я-то не спал. Я наблюдал: он подсчитывал банкноты, наверное, кто-то подарил их ему. Не очень много банкнот, должно быть, не более сотни рупий, но как же он считал, смакуя, вожделея, что я поверить в такое не мог.
Увидев, что я наблюдаю за ним, он немедленно бросил деньги в портфель и снова уселся на диван в позе Будды. Вот это сложность. Если вы считаете, значит, вы считаете. Какое имеет значение, вижу я это или нет? Зачем скрывать? Почему он чувствует себя виноватым? Если вы получаете удовольствие от подсчитывания денег, то в этом нет ничего дурного — это невинно, безвредно. Но нет, он чувствует себя виноватым, ведь санньясин не должен касаться денег, и вот его поймали.
Потом, ему нужно было выйти на станции рано утром, в шесть часов. Каждый раз, когда поезд останавливался, санньясин то и дело спрашивал, даже в два часа ночи он прислонялся к окну и спрашивал название станции. Он так мешал мне спать, что я сказал ему: «Не беспокойтесь. Станция будет не раньше шести часов. И поезд не пойдет дальше этой станции, так что не нужно Вам беспокоиться. Даже если Вы крепко заснете, вы не сможете пропустить свою станцию, это конечная станция». Но он не мог уснуть всю ночь. Он был таким напряженным, и я не мог понять причину его беспокойства.
Утром, когда поезд подъезжал к станции, я увидел, что он стоит перед зеркалом. Нечего было приводить в порядок кроме короткого лунги, но он в который раз затягивал его поясом и вертелся перед зеркалом, проверяя, хорошо ли сидит платье. Тут он снова поймал мой взгляд. Он вздрогнул. Когда я закрывал глаза, он делал что-то, а если я открывал глаза, он тотчас же переставал это делать. Он за все чувствовал вину.
Этот человек не достиг наполненности, а вел аскетический образ жизни. Он остается обыкновенным человеком желания. Я не говорю, что есть что-то дурное в том, чтобы смотреться в зеркало, нет в этом ничего неправильного. Дурное случается, когда за этим наблюдает другой человек, что вы аж вздрагиваете. Это же прекрасно, вы можете смотреть, это ведь ваше лицо. Вы можете смотреться в зеркало. Вы законный владелец, по крайней мере, своего лица. И нет в этом ничего дурного. Человек должен наслаждаться, так как это лицо есть также, лицо Бога. Но человек чувствовал вину: это был обыкновенный человек, позирующий, пытающийся быть святым.
Без наполненности вы можете делать вид, вы можете страдать, вы можете быть аскетичными, вы можете стать «простыми» — вы можете бросить дом и одежду и остаться голыми, но в вашей наготе будет сложность, в ней не может быть простоты. Простота приходит только как тень наполненности, тогда вы можете жить во дворце и при этом способны быть простыми. Простота никак не связана с тем, что есть у вас, простота имеет общность с качеством ума.
Так, беспокоясь о какой-то станции, как же этот человек может быть спокойным, когда будет умирать? Так бояться того, что я наблюдаю за ним, как же сильно он бы испугался, если бы Бог наблюдал за ним, и как сильно он будет бояться, когда предстанет перед создателем? Он не сможет это сделать. Он сам себя дурачит, ведь никто его не обманывает.
Аскетизм — это простота: жить простой жизнью. Что такое простая жизнь? Это жизнь детей — вы наслаждаетесь всем, но ни за что не цепляетесь.
Была такая история: Кабир — один из величайших святых Индии. У него был сын, его звали Камаль. Он был даже более великим человеком, чем его отец, но никто не знает о Камале, поскольку он вел себя по-настоящему необычно. В те времена было много учеников, они соревновались, как это и бывает с учениками. И многие, жившие с Кабиром, были настроены против Камаля, они говорили: «Этот человек заслуживает порицания». Люди постоянно приносили множество подарков, пожертвований, денег и драгоценностей к ногам Кабира — он никогда не брал их. А Камаль сидел себе, и когда люди отправлялись восвояси, он, если они предлагали ему что-то, забирал это. Поэтому люди говорили: «Твой сын жадный».
Кабир знал, что его сын вовсе не жадный, Камаль был очень простым человеком. Вот почему Кабир назвал его Камалем. Камаль означает «чудо». Он был человеком поистине удивительным и обладал всем для этого: как сын Кабира, он должен был стать чудесным человеком. Но он был по-настоящему простым, совсем как ребенок. Порой он даже спрашивал, когда отказывались от чьего-нибудь подарка, скажем, Кабир отверг подарок — кто-то принес ему алмазы, а Кабир отказался от них — и человек забирал их, а Камаль и говорит: «Прекрасные камни. Откуда они у тебя? Принеси их мне. Если мой отец не может их принять, то я могу это сделать».
Дело обернулось плохо. Итак, в конце концов, ученики уговорили Кабира, и он, скрепя сердце, сказал: «Хорошо, будь по-вашему... тогда я выгоню его».
Камаля прогнали. Он не вымолвил ни слова, он просто принял это как человек наполненности. Он даже не вступился за себя, не сказал, что люди, жалующиеся на него, не правы, нет. Такому человеку не нужно спорить. Он просто ушел, он построил небольшую хижину неподалеку от дома Кабира и стал жить там. К Кабиру приходили тысячи людей, а к Камалю никто не приходил, ведь теперь он был забыт, все слышали, что Кабир выгнал его, этого осуждения было достаточно.
Однажды к Кабиру явился король Каши, его ревностный поклонник, он спросил:
— А где же Камаль?
Кабир рассказал королю, как все было. Король заметил:
— Но у меня никогда не было чувства, что мальчик жадный. Он очень прост. Я пойду проведать его.
Итак, он пошел к хижине Камаля, держа при себе невероятно ценный бриллиант, самый большой, что у него был. Камаль был голоден в тот день, у него не было еды, поэтому он сказал:
— А что я буду делать с этим камнем? Разве его можно есть? Вы бы лучше принесли мне поесть, ведь я голоден.
Король подумал про себя:
— Я был прав. Гм? Такой ценный бриллиант, а он так просто отказывается от него.
Итак, король спрятал бриллиант и собрался уходить. Камаль окликнул его:
— Если Вы поняли, что это всего лишь камень, то зачем же снова носить эту тяжесть? Вы можете оставить его. Сначала Вы принесли его сюда, это было неправильно. Так зачем же снова совершать ту же ошибку? Это ведь только камень.
Король задумался: «Может быть, это только уловка. Возможно, Камалю интересен бриллиант, но он лукавит со мной. Ладно, увидим, — решил про себя король, и он спросил, — куда мне положить его?»
Камаль ответил:
— Вы вновь совершаете прежнюю ошибку. Если это всего лишь камень, никто не задает вопрос о том, куда его класть. Вы можете оставить его где угодно, в хижине достаточно места.
Король хотел увидеть все до самого конца, поэтому он положил бриллиант на крышу хижины и ушел, отметив про себя: «Стоит мне немного отойти, как Камаль заберет бриллиант в хижину».
Спустя семь дней король пришел к хижине Камаля, чтобы посмотреть, что произошло. Он был уверен, что бриллиант уже продали. Вот он пришел, поговорил о том и о сем, а затем спросил:
— Что случилось с бриллиантом? Камаль ответил:
— Снова Вы о бриллианте? Я же сказал Вам, что это был камень. Какое мне дело до того, что с ним произошло?
И король подумал: «Он по-настоящему... невероятно хитер. Он либо продал его, либо спрятал, а теперь говорит, какое мне дело до него?»
А затем Камаль посоветовал:
— Но Вы можете посмотреть там, где вы его оставили. Если никто до сих пор не взял его, то, возможно, он там.
И бриллиант был там же.
Такова простота. Это и есть аскетизм. Но это трудный путь: человек может жить во дворце, и если внутри него нет дворца, то это аскетизм. Вы можете жить в хижине, но если хижина въелась в ваш ум, то это не аскетизм. Вы можете сидеть на троне как император и быть при этом санньясином. Вы можете быть санньясином и стоять голым на улице, и вы — все же не санньясин. Все не так просто, как об этом думают люди, нельзя сильно доверять внешнему виду — вы должны смотреть вглубь.