Майя заключена в Брахмане, как всякое конечное число заключено в бесконечности, как всякая вещь включается в понятие Вселенной, и потому существует одна Вселенная, одно Бесконечное, одно Абсолютное, Один Брахман, Майя же есть нечто кажущееся.
В таком случае, возразят нам, любая вещь во Вселенной есть нечто кажущееся, чего в действительности не существует? Совершенно верно. Любая отдельная вещь во Вселенной есть нечто кажущееся — и это не софизм. Возьмем для примера этот лист бумаги. Если применить к нему логическую аксиому, которой мы пользовались в первой главе (А есть А и всегда останется А), то получится: «лист бумаги всегда остается листом бумаги». Это абсурд: поднесите к нему спичку, и от листа бумаги останется только пепел. Значит ли это, что наша логика неправильна? Нисколько. Прежде чем ответить на этот вопрос, покажем еще один логический феномен. Что мы, в сущности, знаем об этом листе бумаги? Мы даже, строго говоря, не можем утверждать, что видимый нами лист — тот же, который мы видели за минуту перед тем.
Посмотрим, так ли это.
Как получаются наши представления? Воспринимая органами чувств какую-либо вещь, ребенок соединяет весь комплекс ощущений этой вещи при посредстве зрения, слуха и т. п. под одним, названным именем «А». Таким образом, для него это «А» в первичный момент познания есть совокупность ощущаемых а, b, с, d, e. Всякий раз, как он, затем, воспринимает такую же совокупность а, b, с, d, e, он считает их признаками той же вещи и таким образом научается называть ее одним и тем же именем. Однако в дальнейшем процессе познания он видит, что каждый из воспринимаемых признаков, в свою очередь, при ближайшем рассмотрении распадается на целый ряд подпризнаков a', b', с', d', e' и т. д. Мы познаем, что существуют различия форм, цветов, тонов и т. д., которые первоначально ускользали от поверхностного восприятия. Так возникает целый ряд определительных признаков, что в нашем уме порождает идею изменения.
Таким образом, мы говорим, что одна вещь «А», изменяясь, становится «В». Этим осуществляется процесс познания, который есть дифференциация признаков вещи.
Однако данная вещь «А» все время остается для нашего сознания неразрывно связанной с ее характерной совокупностью, а, b, с, d, e и представляется тождественной этой совокупности. Так возникает в нас идея тождества вещи и ее имени, т. е. самотождественности вещи.
Итак, мы приходим к заключению, что одна и та же вещь «А», хотя и остается (в нашем представлении) сама собою, вместе с тем может стать и становится «В»: вода становится льдом, бумага обращается в пепел. Но для нашего сознания имя бумага и имя вода всегда неразрывно связаны с их признаками, которые мы и обозначаем данными именами. Вместе с тем всякая вещь во Вселенной беспрестанно меняется, ни на один момент не оставаясь прежней; одни частицы ее постоянно сменяются другими, а с ними и их характерные признаки. Поэтому мы ни об одной вещи во Вселенной не можем сказать с определенностью, что мы воспринимаем именно ее, а не какую-то иную.
Какой же из всего этого практический вывод?
Тот, что ни об одной отдельной вещи, ни об одной отдельной душе, ни об одном отдельном «я» мы не можем сказать, что они неизменны, что они абсолютны, что они — Брахман. Только Он — Самотождественен в истинном смысле слова. Всякая иная самотождественность, всякая отдельность, всякая определенность, всякая дифференциация есть фикция. Это — Майя. Она нереальна, подобно сновидению. Если мы пробудимся от этого сновидения, мы увидим, что Майи нет, есть — Брахман. Поясним это.
Воспринимаемый нами мир представляется нам комплексом звуков, форм, цветов и других ощущений органов чувств. Если ни один из этих органов чувств не действует, как например, в глубоком сне без сновидений, когда воспоминания и самосознание отсутствуют, восприятия внешнего и внутреннего мира не существует и весь мир для нас практически исчезает. Если бы мы могли заставить действовать только одно чувство, например, обоняние, то весь мир превратился бы в океан запахов; все же звуки, цвета, формы и т. д. совершенно не существовали бы для нас. Но имели бы мы право отрицать их объективное существование? Присоединяя восприятие других чувств, мы открывали бы новые миры красок или звуков, в действительности неразрывно связанные с прежними.