– Да, не получился разговор, – признался Йоха.
– Зачем ты вообще взял эту тему?
– Думал, сумею развить.
– Так надо было готовиться!
– К чему? К концу света? Ну вы даете! Идите лучше спать! – сказала Влада. И все пошли спать.
Мужики, нанятые колхозом, для охраны картофельного поля гонялись с автоматами за нашими пацанами, посягнувшими на молодую картошку. Как-то удалось их убедить, что воровать нам ни к чему, что у нас полно продуктов, что мы хорошие и вообще больше так не будем. Пацаны отсиживались в кустах, а женщины «Авося» нейтрализовывали прямую вооруженную агрессию.
Нас простили. Вряд ли охранники нам поверили. Просто они увидели в нас таких же, как свои, детей.
После обеда неожиданно начался ливень. Тяжелые водяные струи быстро залили все вокруг, ливень проник сквозь плотный брезентовый навес и беспрепятственно атаковал миски с супом. Мы, испуганные дневным происшествием, нервно смеялись и быстро поглощали суп вперемешку с дождевой водой. Ливень кончился внезапно. А в небе, дважды опоясав речные берега, раскинулась самая яркая радуга из всех, что нам доводилось увидеть в наших жизнях.
– Он простил нас, – сказал кто-то, глядя в умытое небо.
Глава 72. Лирическое отступление
Скрипят оглобли у подводы, Во лбу у лошади звезда. ы расстаемся не на годы, Мы расстаемся навсегда…
(С. Коленбет «Сахар» )
Путь-дорога длинная, песня бесконечная… Что, узнали? В России, судари мои, живем: родились, выросли, впитали в себя эту громадность, со всеми желтыми нивами и бескрайними просторами. Господи! Ну какие мы мерчендайзеры?! Это же смешно! У нас кровь течет по-другому.
Глава 73. Сенька, Сенька, Анька
Допекла-таки Наташка Сеньку. Первое время после своей отставки он еще пытался как-то неуклюже за ней ухаживать, но когда понял, что все, надоел, закрылся в себе, ушел в какую-то другую, никому не ведомую жизнь.
Он обитал в мебельной мастерской. Днем работал, ночью же снимал с петель двери, укладывал на пыльный пол, ложился, рюкзак под голову, и пытался забыться.
Он что-то делал: ходил, ел, спал; но как-то очень особенно, нерегулярно, что ли. Излюбленным местом отдыха у него стало метро. Он садился на кольцевой и только так, среди людей, мог отключиться на несколько часов.
Он иногда появлялся у своих друзей, разбросанных теперь по всему городу. Но и с ними он не находил успокоения, они не хотели страдать вместе с ним.
В конце января он уехал к матери.
Он вернулся весной, почти прежним. Только теперь он не был столь наивным и мало писал. Он стал деятельным. Устроился на работу дворником, выбил себе служебную комнату, поступил в институт…
Она сидела на «черной лестнице» маленького особнячка на Покровке и ждала.
Она сидела так уже давно, обняв подтянутые к подбородку колени. Его не было. Дверь в некогда купеческую, а нынче дворницкую квартиру оставалась закрытой. Ей ничего не оставалось, как тихонько ругать себя за унижение, за бесцельно проведенное время и за собственную глупость. Ради чего? Все ради того, чтобы просидеть с ним целый вечер на древней кухне, послушать его голос или ходить за ним по каким-то тусовочным квартирам, мыть чью-то грязную посуду, оставшуюся от прежних посетителей…
А он все не приходил.
– Да где его носит! Черт возьми! – вслух крикнула она и опять, вытянув шею, прислушивалась к звукам шагов во дворе. Ничего не услышав, снова погружалась в себя, в свои воспоминания.
Помнилась, почему-то, забытая у него роза, которую ей кто-то подарил… Кто? Неважно! Она терзала эту розу, ожидая его прихода, у памятника на Чистых Прудах, а потом были какие-то люди, его друзья… И все в ее жизни теперь стало только его, а от себя ничего не осталось, только вот эти мысли, тоже о нем…
На редких лекциях, куда ее иногда заносило, она писала письма, адресованные ему. Письма, письма…
Кто-то пригласил ее на квартирник. Веня Д`ркин приехал в Москву, и его удалось заполучить хозяевам этой злополучной дворницкой. Она хорошо помнила тот вечер:
Сенька проводит одного человека бесплатно.
А Веня любил портвейн, и они с подружкой купили бутылку, но за билет все равно пришлось заплатить… Портвейн выпили сами, после концерта, в скверике.
Был еще длинный поход: метро, троллейбус, идущий бесконечно, и блуждание по темным дворам. Она была не рада, что согласилась: слишком уж все это непонятно, подозрительно даже. Целью этого путешествия оказался подвал унылого пятиэтажного дома на задворках Москвы. «Может, уйти?» – но уйти было как-то неловко.