- Да, влияние Оплота Упадка уже проявляется, - грустно сказал Саотун. - Праздные умом сильнее подвержены Его пагубному воздействию. Непраздные, впрочем, тоже не избегали худшего... Но ты, ты должен бороться. Отправь супругу и чад подальше отсюда. Я подберу верных людей. Мы же с тобой уединимся близ проклятого Оплота и переждём смуту той части Небесной Гармонии, которая звучит для твоего герцогства.
- Как мы сможем бороться, Саотун?
- Способы есть, мой сюзерен. Мудрейшие оставили многие ценные свидетельства в своих трактатах... Правда, ни одна из этих рукописей так и не была закончена... Доподлинно известно, что Предмет, сеющий горе, существует не более семи дней. Коль скоро влияние Оплота уже ощущается, осталось не более трёх суток. Расположившись в правильном месте...
- Что за правильное место? - прервал книжника Йохан.
- Думаю, тут нужно образное объяснение. В Тишайшем море, где случалось проплывать твоему покорному слуге, замечено воистину мистическое проявление воли небожителей: бывает, волны словно замирают и стоят некоторое время, не шелохнувшись. Я сам наблюдал такое, и теперь никто не переубедит меня в том, что наш мир прекрасен в своей чудесности.
- Ближе к делу, друг.
- Прошу прощения, но это очень важная метафора. Действие Оплота Упадка подобно таким стоящим морским волнам. Мы можем найти безопасный промежуток между участками, испытывающими особое давление Хаоса, источаемого Оплотом. Я легко отыщу такой благословенный островок.
Герцог поднял руку, останавливая Саотуна:
- Почему же тогда должны уехать Агнесс и дети? Почему я не могу спасти людей?
- Прости, повелитель, но и между самыми опасными зонами нельзя расслабляться. Мысль должна работать, разум твой должен трудиться без малейших остановок, а ты сам не должен спать. И ещё. Ты ни в коем случае не должен сосредоточивать внимание на Адском Предмете, иначе Он услышит твои мысли и перестроится. И вот я спрашиваю тебя, как ничтожнейший слуга, которого ты великодушно называешь другом: выдержит ли твоя супруга это испытание? А дети?
- Марк? Лизи?.. Нет, нет.. Агнесс?.. Нет... Конечно, нет. Она умна, моя Агнесс, но она женщина. Она, безусловно, сильна. Для женщины. Вот и сейчас она будет недовольна тем, что я оторву её от вышивки, хотя знает: надо бояться большего.
Книжник шагнул к герцогу.
- Она вышивает?
- Да, а что?
- Скорее к ней, мой господин! Блистательная Агнесс в опасности!
На большом полотне был скрупулёзно вышит портрет герцога. Но портрет этот был страшен.
Йохан и Саотун застыли на пороге, глядя на картину. Всё было вполне правдоподобно. Но... Лицо, изображённое умелой рукой Агнесс, словно начало рассыпаться под действием неведомого ветра, облетать, как листва с кроны пышного дерева, терзаемого ураганом.
Сама герцогиня сидела, отвернувшись от полотна, и стеклянным взглядом смотрела в окно.
За окном уходили подданные. Одни налегке, другие успели погрузить на телеги кое-какой скарб.
То и дело кто-нибудь покидал дорогу и брёл неизвестно куда, постоянно меняя направление. Некоторые несчастные останавливались в самой середине толпы, и тогда их выпихивали на обочину. Люди падали и оставались лежать или садились, тупо озираясь или сосредоточенно ковыряя землю.
От дальнего крыла дворца валил дым. Кто-то поджёг замок.
- Агнесс! - позвал герцог. - Милая...
Если бы он оглянулся на книжника, то мгновенно понял бы всё: Саотун сморщил личико в гримасе невосполнимой скорби.
Герцогиня не откликалась
Йохан в два шага оказался возле супруги.
Из уголка её рта сочилась тоненькая струйка слюны. В левой ладошке торчала большая игла для вышивания по грубому холсту. Длинная нить тянулась от иглы до полотна: очевидно, Агнесс не успела её оборвать.
Из-за спины герцога неслышно выскользнул книжник. Он припал на колено, аккуратным лёгким движением вынул иглу. Агнесс никак не отреагировала.
- Поздно? - просипел герцог.
- Нет, нет, мой сюзерен, - залопотал, вскочив, Саотун. - Нижайший из смертных сделает всё невозможное. Сейчас я погружу герцогиню в безопасный лечебный сон. И отправлю, отправлю прочь... И детей!.. Она придёт в себя. Обязательно!
Последние слова книжник почти кричал, тряся Йохана за грудки.