Вылет с турнира от клуба «Дукла» (Прага) вскрыл некоторые внутренние суеверные приметы в «Аяксе». Перед каждым европейским матчем Михелс просил врача команды Сало Мюллера всегда надевать лыжную шапочку и приносить специальную сосиску osseworst, купленную в «Херго», кошерном мясном магазине на Бетховенстрат. Но перед матчем с «Дуклой» в Праге жена Мюллера забыла положить счастливую шапочку в сумку мужа… И с сосиской случился провал: «Херго» был закрыт, и сосиска не куплена. Другой ритуал, свойственный «Аяксу», определял порядок очереди на массажный стол к доктору Мюллеру. И порядок очереди должен был скрупулезно соблюдаться! У каждого игрока был свой номер. Сварт – третий по счету, Бенни Мюллер – четвертый, а Йохан Кройфф – первый или второй. Если кто-то отсутствовал (был в туалете или говорил по телефону), необходимо было его дождаться. Каждому добряк Сало Мюллер говорил небольшое словечко, подбадривающий комплимент. Например, Йохану говорил Yogi twee (он его так называл – Йоги – без всякой на то особой причины). Twee означает два. В общем, все это переводилось как «забей два гола, Йоги».
Из суеверия Йохан всегда играл в старой, поношенной обуви, пусть и дырявой. Самородок «Аякса» был еще и ипохондриком: Йохан мог вызывать Сало Мюллера семь раз в день, жалуясь то на воображаемую боль в колене, то на невыносимую боль в шее. Он успокаивался, только когда добряк Сало осмотрит его в десятый раз. В конце концов Сало ему советовал принять аспирин и ложиться спать и не забивать себе голову. Только тогда Йохан успокаивался: «Спасибо, Сало. Ты добрее всех на свете». – «Не за что, Йохан… Зови меня, если понадоблюсь…» Добрый доктор Мюллер в какой-то мере тоже был ему вместо отца, которому он всегда мог выговориться и доверить свои тревоги. Как в случае с «добрым копом», роль которого отводилась доктору, и «злым копом» Ринусом Михелсом… У Йохана были и другие священные ритуалы. Он поведал о них нидерландскому репортеру в 1972 году: «Перед матчем я жевал жвачку, шел на поле и слегка хлопал по животу нашего вратаря. Потом я выплевывал жвачку на половину противника».
В апреле 1967 года Йохану исполнилось 20 лет… Его популярность возрастала с тем, как «Аякс» перехватывал инициативу в стране и начал блистать в Кубке Европы после подвига над «Ливерпулем». Игры за сборную были все еще под запретом, и в связи с этим над ним витал, хотел он того или нет, ореол молодого бунтаря. Рассказывают, что он пользовался некоторыми привилегиями. Что мог курить свой «Кэмел», когда ему вздумается, или даже опаздывать… Он отрицал все это в интервью «Экип магазин» от 21 апреля 2012 года: «Нет, нет, это неправда! Не один я курил, причем не больше и не меньше остальных, а уж опаздывать на тренировки – это уже совсем из области фантастики. Михелс никогда бы не позволил. Правила были едины для всех. Тренер суров, но справедлив. Я могу это засвидетельствовать лучше других. Никто в «Аяксе» не платил столько штрафов, как я, за те нарушения, на которых меня ловили. В 18 лет никто мне не указывал, что мне надо делать, я всегда поступал по-своему. Но Михелс меня никогда не баловал. С 18 до 24 лет я был у него в подчинении. Поверьте, это закаляет характер».
Йохан больше проказник, чем бунтарь, он любит забавляться над властностью своего наставника Ринуса: «Я обожал это! Делать что-либо запретное, и чтобы тренер это не заметил… Важно было ухватиться за малейшую возможность получить преимущество. Такая душевная организация прекрасно ложится на игру, на футбол». В том же интервью «Экип магазин» он рассказывает интересную историю о вечной игре в кошки-мышки, в которую он играл с Ринусом: «У меня была привычка убегать с пробежки, чтобы перекурить, как только тренеры отвернутся. Как-то Михелс меня засек… Вместо того чтобы меня оштрафовать, он лишил меня в 7.30 утра выходного дня, заставив бегать в лесу. Я был один, тогда как остальные игроки отдыхали после всех фиест, что были накануне. Михелс пришел с опозданием, в то время как я, естественно, был вовремя. Он мне сказал, даже не выйдя из машины: «Забавно, наверно, стоять на холоде в такой час». Затем развернулся и уехал к себе. Я уже не упомню всех матерных слов, которые я тогда высказал ему, пока возвращался домой. Я только надеялся, что он не расскажет другим игрокам, как он обошелся со мной! Но, конечно же, на следующий день это первое, что он сделал, и все вволю посмеялись надо мной».
Позже, будучи сам тренером, Йохан будет поступать, как старина Ринус, при разрешении небольших конфликтов: «Я верю в пользу именно такого педагогического метода, чем в полезность штрафов…»