Барроу подумал о холодном октябрьском дне пятнадцать лет назад и сказал:
— Надо принять смерть как есть.
— Нет! — взревел Кабал во внезапном порыве ярости, от которого Барроу отступил назад. —
Не надо! Я не буду!
Он сунул руку в пиджак и достал листок бумаги, какой-то контракт. Он потряс им перед
Барроу.
— Подпишите! Подпишите, вам говорят! Я так близок к успеху, так близок.
Он понизил голос до хриплого шёпота, который зазвучал куда более угрожающе.
— Мне нужна твоя подпись, Барроу. Ты стоишь на пути науки. Неужели ты хочешь войти в
историю как луддит?
— Что с тобой стряслось, Кабал? Что сбило тебя с пути? Разве ты не видишь, что поступаешь
неправильно? — Он вздохнул. — Конечно, нет. Признаю, в одном я ошибся. До сих пор я думал, что
ты, по крайней мере, очень-очень плохой человек. Может быть даже само зло. Но я был не прав.
— Значит, подпишешь? — спросил Кабал, не понимая, к чему ведёт Барроу, в надежде, что тот
готов согласиться.
— Ты не плохой человек, ты безумец. — Полный надежды взгляд Кабала посуровел. —
Сегодня, когда мы разговаривали, у меня возникло странное чувство, что у нас есть что-то общее.
Думаю, где-то внутри тебя сидит порядочный человек и хочет вырваться. Мне даже кажется, что всё
это — он обвёл рукой вагон, ярмарку, контракт у Кабала в руке — результат твоих попыток делать
правильные вещи неправильно. Если это так, то я сочувствую, но не могу позволить, чтобы это
продолжалось. Нет, не стану я подписывать твой вонючий контрактишко. Делай что хочешь, но
сотрудничать я с тобой не буду.
— Хорошо, — сказал Кабал и нанёс ему скользящий удар монтировкой.
Он бесстрастно смотрел, как Барроу согнулся и упал на колени. Кабал вздохнул и начал
осознавать то, что знал уже на закате, когда дела пошли из рук вон плохо. То, что в конечном итоге он
проиграл.
— Что нам с ним делать, начальник? — спросил Холби, указывая на Барроу.
— Не знаю, — сказал Кабал. — Какая разница? В печь его бросьте или ещё что.
Он пошёл к двери и спустился вниз в глубокой задумчивости. Можно ещё схватить за воротник
первого встречного, посмотреть на номер его билета, обнаружить, что тот выиграл в большом-
пребольшом розыгрыше призов в честь конца сезона, и присудить ему выручку за весь год. Само
собой, в первую очередь нужно будет заполнить кое-какие бумаги. Не такая уж плохая схема,
думалось ему теперь: отчаянная, но действенная. Остаток его жизни обещает быть таким же
Едва он ступил на землю, как кто-то сказал:
— Извините. Не могли бы вы мне помочь?
— Конечно, но могу я сначала взглянуть на ваш билет? — начал говорить он, отряхиваясь, и
повернулся. — Возможно, вы уже выиграли большой-пребольшой...
Слова замерли у него в горле.
— Вы не видели моего отца? — спросила Леони Барроу.
— Я точно... э... вроде бы видел его на ярмарке. Он где-то неподалёку.
Кабал осторожно взял её за руку и начал отводить её от поезда. От вопля Долби они оба
обернулись.
— Эй, начальник. — Он указал на безвольное тело Барроу, болтающееся между Холби и Колби.
— Я чего подумал: он больно здоровый, в печь целиком не запихаешь. Мож мы его того, порубим
маленько сперва?
— Что?! — воскликнула Леони Барроу.
— Да чтоб вас... — сказал Йоханнес Кабал.
Они сидели вокруг рабочего стола: Кабал в своём кресле; напротив — Барроу, весь мокрый, от
воды, которую на него вылили, чтобы привести в чувство, из раны на голове, смешиваясь с водой,
сбегает тонкая струйка крови; Леони — справа от Кабала. На столе лежали контракт и ручка. Леони
взяла отца за руку. Кабал не стал этому мешать.
— Как ты? — прошептала она, как будто Кабал и Костинз, стоявший позади маленькой
компании, не услышат. — Что он с тобой сделал?
— Просто царапина, — сказал Барроу, показав на рану, но стараясь её не задеть. — Я ожидал
гораздо худшего.
— Опасность ещё не миновала, мистер Барроу, — сказал Кабал, злясь на то, что заговорил как
злодей из мюзикла.
Он посмотрел на часы. Осталось меньше пяти минут. Он покосился на песочные часы на полке.
Верхняя колба вроде бы опустела, однако песчинки всё сверкали и падали. Сейчас или никогда, всё
или ничего.
— Неподписанный контракт никуда не делся, а времени у меня в обрез, поэтому буду
признателен, если вы поторопитесь.
— Что ты здесь забыла? — спросил Барроу у Леони, не обращая никакого внимания на Кабала.
— А что мне надо было делать, если ты оставил билет в моей комнате? Я решила, что ты
передумал.
— Я же сжёг тот билет. Я никоим образом не хотел, чтобы ты сюда попала. И сделал бы что
угодно, чтобы и сейчас тебя здесь не было
— А вот тут я могу вам помочь, — встрял Кабал. Вы оба окажетесь дома в целости и
сохранности. — Он похлопал по пергаменту. — Только подпишите.
Барроу устало на него посмотрел.
— Пошёл к чёрту, Кабал.
— Как раз этого, — еле сдерживаясь, ответил Кабал, — я и пытаюсь избежать. Но если я пойду,
будьте уверены, что и вас с собой прихвачу.
— Что будет с моей дочерью?
Кабал посмотрел на Леони. Удачное имя: грива её волос была пышная и золотистая, как у
львицы, а лицо, хоть и тронутое усталостью и беспокойством, выражало волю и решимость. Он
находил это привлекательным. Утекали драгоценные, невосполнимые секунды. Осталось две минуты.
Кабал резко опустил руку, открыл саквояж, который лежал возле стула, и вытащил револьвер.
— Боюсь, что время любезностей давно прошло, мистер Барроу.
Он навёл револьвер на Барроу. Леони ахнула. Кабал никак не отреагировал.
— Подписывайте или умрёте.
Вместо этого Барроу зевнул.
— Мы это уже проходили, и мой ответ не изменился. Нет.
— Как скажете.
Кабал и не ожидал, что Барроу внезапно сдастся, но попытаться стоило. Он направил револьвер
на Леони.
— Подписывайте или умрёт она.
— Папа! — воскликнула Леони и прикрыла ладонью рот.
Произнеся предательское слово, она нахмурилась. Кабал понял, что она не хотела расстраивать
отца ещё больше. Она позволяла ему доиграть игру. Даже в такую минуту она продолжала думать о
нём. Замечательная женщина. Почему он всегда встречает таких при столь неудачных
обстоятельствах?
— Ты не выстрелишь, — сказал Барроу.
— Вы что, провоцируете меня? Не дурите, на кону жизнь вашей дочери.
— Это я понимаю. А ещё понимаю тебя, Кабал. Я видел твою реакцию, когда ты впервые её
увидел. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит в гробнице, которая у
тебя вместо головы, но я наконец-то получил ответ, как оказалось, неприятный.
— У меня нет времени на упражнения в любительской психологии, Барроу. Я сейчас начну
считать...
— Это была любовь с первого взгляда.
Несмотря на напряжённую ситуацию, Кабал искренне рассмеялся.
— Любовь? Любовь? Вы очень сильно ошибаетесь, Барроу. Я уверен, что Леони — прекрасный
человек. При других обстоятельствах, мы могли бы стать друзьями, и я уж точно не захотел бы снести
ей полголовы. Но сейчас, — он неспешно взвёл курок — я сделаю это без колебаний.
— Ничего ты не сделаешь, — решительно сказал Барроу и скрестил руки на груди.
Некоторое время длилась немая сцена: Барроу откинулся в кресле с уверенным видом; Кабал
смотрит на Барроу, а его револьвер непоколебимо направлен на Леони; которая, стараясь не
выглядеть испуганной, смотрит на указательный палец Кабала, и замечает, что тот едва касается
спускового крючка.
Внезапно весь балаган затих; каллиопа замолчала, не доиграв мелодию, зазывалы прекратили
зазывать. Кабал моргнул, опустил револьвер и посмотрел на часы.