И вот пришел тот день, когда рыболовный кнорр Грима можно было спустить на воду. Лето клонилось к осени, и я уже замечал, что дни становятся короче, а ветер дует все чаще. За общим столом в Гримсгарде толковали об осеннем лове, мужчины плыли на запад и не возвращались, пока не заполняли уловом свои лодки вровень с банками. Потом рыбу выдерживали в рассоле или молочной сыворотке, а поскольку плодородной земли на островах почти не было, тем, кто не наловил достаточно рыбы, грозил голод. Эти слова повторяли за столом раз за разом, и после них Грим обычно спрашивал меня, как продвигается починка кнорра.
Когда я отплывал к Гримсгарду, Хуттыш остался на берегу. Я смутно надеялся, что он поплывет со мной, двое стариков помирятся, и их давняя вражда забудется. Но Хуттыш остался. Отплывая, я увидел его фигуру между грудами торфа. Когда я поднял парус, он уже исчез. Так что мы с Фенриром опять поплыли вдоль изрезанного берега, ведя за собой кнорр Грима. К моему огромному облегчению, вода в него, похоже, не просачивалась.
Дотащить кнорр до Гримсгарда было нелегкой задачей, и я вернулся домой только к ночи. Мне не хотелось будить людей в общем доме, так что мы с Фенриром заночевали в своей лодке. Ночи еще не были холодными, да к тому же я всегда возил с собой пару шкур.
Той ночью мне опять приснился Бьёрн. Мы плыли на моей лодке. Он сидел на корме, держа рулевое весло и устремив взгляд вперед, к носу судна. Я лежал будто в полусне, ощущал под рукой теплое тельце Фенрира, и меня терзало мерзкое чувство, будто я предал своего брата. Ведь мне следовало плыть на юг. Я должен был искать его, а не сидеть целое лето у чужого бонда. Бьёрн опустил взгляд, посмотрел на меня, а затем указал куда-то на море.
Когда я проснулся, этот сон не шел у меня из головы. Послышались приглушенные голоса и шелест шагов на песке, и Фенрир вспрыгнул на банку.
– Тс-с-с… Он спит.
Я поднялся и увидел на берегу Сигрид и Астрид. Они стояли у кнорра, узкие ладошки Сигрид гладили стыки досок. Но вот она заметила, что я проснулся, и улыбнулась, ее пышные рыжие волосы развевались на ветру. Вдруг она отвернулась и побежала вверх по склону.
– Отец! Отец!
Вышел Грим, облаченный в одну рубаху, но при виде кнорра он, как был, босоногий и без штанов, помчался к берегу. Добежав до кнорра, он сначала торопливо погладил свежие доски, а потом забрался на борт. Ветер подхватил полы рубахи, так что стал виден его голый зад, но Грим будто и не заметил этого, он ползал по кнорру, охваченный почти ребяческим восторгом.
– И ты закрепил киль? – восхищенно воскликнул он, и его лохматая голова вынырнула над планширем. – Торстейн Корабел, я перед тобой в долгу. Я бы созвал на пир весь остров, если бы осень не была так близко. Но мы все-таки это отпразднуем!
И в тот вечер мы праздновали. Грим отбил затычку у бочки с пивом, которую он припас к зимнему жертвоприношению, ведь он по-прежнему приносил жертвы, несмотря на Белого Христа и его крест, вернувшийся на свое место на пирамиде из камней. Но тут он наполнил кружки до самого края, и все получили свою долю.
Тот вечер я запомнил навсегда. Я пил осмотрительно, мне не хотелось, чтобы Сигрид видела меня пьяным или блюющим. Сама она, пожалуй, не привыкла к браге, и, когда мы просидели за общим столом до той поры, как Грим налил себе уже пятую кружку и по новому кругу завел рассказ о том, сколько рыбы они смогут теперь наловить, Сигрид взяла меня за руку и вывела наружу. Мы спустились на берег и стояли там, не говоря ни слова. Я чувствовал тоненькое девичье тело совсем рядом, больше всего мне хотелось крепко прижать ее к себе, но я не осмеливался. Трехногий Фенрир трепал клубок водорослей у кромки воды, и берег заливало светом убывающего месяца.
Вдруг я почувствовал руку Сигрид на шее. Сначала она погладила шрамы от рабского ошейника, а затем погладила меня по щеке и взглянула в глаза. Она всхлипнула, будто хотела сказать что-то о зле, оставившем на мне свои отметины. Но вместо этого подалась ко мне, поцеловала в щеку и умчалась обратно в дом.
Я остался на берегу, по-прежнему ощущая ее запах. Я подумал, что в это мгновение я счастлив. И если норны решили спрясти воедино наши две нити, мне нечего больше желать. Я чуял запах дыма от очага в доме, слышал голоса и смех и думал, что хочу остаться на этом острове. Здесь я в безопасности. На свободе.
Но дни мои на острове уже подходили к концу.
8
На юг
Год клонился к осени, и из каждого двора на острове мужчины отправлялись на рыбный лов. Возносились молитвы и Белому Христу, и Ньёрду, ведь те семьи, которые не получат богатый улов, ждала голодная зима. Поначалу кнорры отплывали на запад, чтобы попытать счастья на отмелях у Южных островов, а если там улов будет скудным, они отправятся дальше в море. Но на том пути им грозили не только шторма, но и морские разбойники. Говаривали, что некоторые из них были родом издалека, в эти воды приплывали даже чернокожие, пограбить и захватить новых рабов. Так что рыбаки хорошо вооружались: лучше уж погибнуть в бою, чем оказаться в цепях. Той весной Грим с сыновьями купили тисовые луки в Шотландии, но они пролежали все лето и немного покоробились, так что меня попросили привести их в порядок до отплытия.