Старик остался в лодке, а я поднялся к дому и собрал свои вещи. Топор и мое верное тесло уже лежали в лодке, очень редко я оставлял их, отправляясь куда-нибудь. Но мне требовалось взять пищу и воду, рыбную снасть, если я вдруг попаду в штиль, и несколько шкур.
Пока я собирался, Сигрид стояла в двери и смотрела на меня. Ее сестра сидела в доме, латала сапог. Я спросил у нее, можно ли мне взять узелок зерна и несколько вяленых рыбин. Она только кивнула.
Когда я вышел, Сигрид стояла спрятавшись от ветра у стены дома.
– Что здесь делает Хуттыш? – требовательно спросила она.
– Я пообещал отвезти его в Судерланд, – ответил я. – Через пару дней вернусь.
Сигрид сделала несколько шагов навстречу мне, ветер тут же подхватил ее волосы. Ветер крепчал.
– Ты едешь на поиски своего брата. Вот что.
– Нет, – ответил я, но сам услышал колебание в своем голосе.
– И ты не вернешься, так ведь?
Мне хотелось сказать, что ей не стоит расстраиваться, я доплыву до Шотландии уже вечером этого дня, а затем вернусь домой, но вместо этого мой взгляд обратился на море, и я вновь подумал о Бьёрне. Я был всего лишь мальчишкой, а мысли мальчишек так непостоянны. Мне хотелось остаться с Сигрид. Но еще мне хотелось найти Бьёрна. Я и сам не знал тем утром, чего же все-таки хочу. А еще я не знал, что ответить Сигрид, так что повернулся к ней спиной и спустился к лодке. Хуттыш помог мне оттолкнуть лодку от берега, и мы отправились в путь.
Весь день дул северный ветер. Мы шли на хорошей скорости, и Хуттыш пробурчал, сидя на своей банке, что, если погода не изменится, мы доберемся до места до темноты. С юга проплывала земля: скалы, вздымавшиеся из моря, будто древние крепости, разрушенные временем и непогодой. Между ними виднелись поросшие травой ложбины. Кое-где в сушу врезались узкие бухты, там, на белых песчаных берегах, лежали тюлени, похлопывая плавниками на солнце. Когда мы проплывали мимо такой бухточки, Фенрир вдруг залаял, встав передними лапами на планширь. Он явно углядел что-то в воде: оказалось, это два тюленя. Они провожали меня своими черными глазами, пока мы проплывали мимо, и мне показалось, что они похожи на людей; это были воины из чертогов Ран, поднявшиеся на поверхность, чтобы следить за мной, и я будто ощутил, что меня вот-вот охватит холодная сеть, выволочет за борт и повлечет вглубь моря.
Мы действительно доплыли до Судерланда до темноты. Хуттыш молчал бо́льшую часть пути, но при виде одного залива он вдруг вскочил на ноги и показал на него, именно туда лежал наш путь! Ибо это была родовая земля Хуттыша. Этот залив они называли Язык, а вон там… Хуттыш стоял, держась за мачту, и указывал на берег. Там, на той отмели, он повстречал Ниам.
Не успел он произнести это, как опять плюхнулся на банку. Его будто охватила тоска, и он сидел съежившись на средней банке, пока я правил лодку к берегу.
Когда мы зашли в залив, Хуттыш вновь поднял голову. По правую сторону от воды виднелись несколько строений, сложенных из торфа, и Хуттыш буркнул, мол, нам туда, это хутор его брата. Я могу заночевать у него. И не нужно думать о том, как забрать его отсюда, по весне брат отвезет его домой.
То была странная ночь, и я вполне мог бы обойтись без таких воспоминаний. Общий дом был просторным, но внутри было мрачно и сыро. Продолговатое строение делилось на две половины дощатой перегородкой; на одной половине жили люди, а на другой – несколько коров и коз. Оказалось, что Хуттыша ждали, его брат сварил особое пиво, как выяснилось, так он делал каждый год к приезду брата. Поначалу они сели у очага, каждый со своим бочонком, местные домочадцы собрались вокруг них, а они начали тихо беседовать на языке, который я не понимал. Меня к огню никто не пригласил, у двери стояла скамья, там я и уселся вместе с Фенриром. В доме была, наверное, дюжина человек, все невысокие и крепко сбитые, как Хуттыш. Они были одеты в мохнатые накидки, женщины постоянно бросали на меня взгляды, карие глаза горели ненавистью, и я почувствовал, что оказался среди подземных жителей, где мне не рады. Хуттыш очень быстро захмелел, свалился и заснул. Тогда один из мужчин принялся бить в бубен, женщина громко завыла, я испугался и ушел.
Ту ночь я провел в своей лодке. Я не спал и отчалил, лишь только забрезжило утро. Шел дождь. Мне в лицо дул ровный северный ветер, волны бились о нос лодки.
Весь тот день я греб, с приходом ночи руки у меня болели, а пальцы кровоточили. Но я был молод и вбил себе в голову, что меня ждет Сигрид. Так что я греб весь вечер и добрую часть ночи, пока силы вдруг не покинули меня; должно быть, я совсем измотался. Едва мог шевелить пальцами, но сумел ослабить узлы на парусе, поднял прямой парус и направил судно во тьму. Наверное, той ночью небо затянуло тучами, не помню, чтобы видел месяц или звезды, только огромную тьму, поглотившую меня, пока я сидел, сжимая окровавленной рукой рулевое весло, а Фенрир прижимался к моим ногам.