После совместной трапезы, напомнившей обоим о прекрасных былых, но не безнадежно ушедших годах, верный долгу дознаватель уединился в рабочей комнате для продолжения трудов.
Первым делом Даниэль вспомнил об Акиве. “Не буду беспокоить честолюбивого парня, – решил наставник, – пусть без моих пресных наставлений продолжает начатое. Честолюбие – это живость и горячность, оно не замечает мелких выгод и твердо идет к крупным. У племянника достаточно здравого смысла, и он, надеюсь, не переступит красную черту. Хотя внутренний голос подсказывает мне, что граница сия давно уж сделалась мнимой”.
“Что можно сказать о сочных рассказах почтенных старцев? – думал Даниэль, – слишком уж очевидны противоречия в их свидетельствах. Волей-неволей просится на язык простой вывод: они лгуны. Пожалуй, соглашусь с Ювалем – добавить нечего, позор и бесчестье! Вот каковы наши стражи закона, изгнанья вавилонского отцы, которых мы должны принять за образцы!”
“Очень сложный и даже рискованный шаг предстоит сделать мне – обвинить во лжи самих судей, – размышлял Даниэль, – тут спешить нельзя. Посему станем продвигаться по пути простонародной мудрости: не гони лошадей, да не стучи копытами. К байкам Тевеля и Юваля я должен добавить свидетельства третьих лиц”.
“Не менее важно установить достоверность обвинений Шош против ее хулителей, – продолжал рассуждать дознаватель, – если старцы оклеветали Шош, то, может показаться, будто в ее устах правда. Но это только на первый взгляд. Разве Шош не могла прибегнуть к оговору, скажем, из желания отомстить? Возможно, однако, что причина в чем-то ином. Необходимо выяснить мотивы действий каждой из сторон. Придется еще раз посетить дом славного царского советника”.
***
– Мир тебе, добрый защитник дома Иоакимова! – обратился Даниэль к сидящему у входа в сад сторожу.
– И тебе мир, знаменитый дознаватель! – приветливо ответил стражник.
– Вот, опять я тут, дела требуют новых свидетельств.
– Не повезло тебе на сей раз, Даниэль: отсутствуют и хозяин, и хозяйка. Иоаким теперь денно и нощно пропадает в молельном доме, сам знаешь почему. Шош с утра у отца обретается – примеряет новые наряды. Хилкия в утешение дочке сделал ей подарки.
– Так даже к лучшему. Мне не нужны сегодня хозяева. Я намерен говорить с тобой и со служанками.
– Коли пришел для беседы с нами, стало быть, требуемся мы. Правильно: одной рукой и узла не завяжешь!
– Мысли твои угодны мне. А теперь ответь, дорогой, с которого по который час ты пребываешь на своем посту?
– Я нахожусь здесь с восхода и до захода солнца, а когда случаются гости по вечерам – дожидаюсь, пока уйдет последний.
– А как охраняются сад и дом по ночам?
– Живу я неподалеку от хозяйского дома. Вон там, видишь, Даниэль? Во дворе у меня выстроена собачня. Хочешь взглянуть?
– Пойдем, посмотрим.
– Пред тобою лютые псы. Они несут вахту в ночное время. Окончив службу, я привожу их в сад к Иоакиму. Утром я собак возвращаю и сажаю на цепь. Не завидую смельчаку, который попытается проникнуть за ограду ночью. Днем же всякий входящий и выходящий – на моих глазах.
– А если кто из домашних пожелает ночью прогуляться по саду?
– Никто не пожелает. Да и не различат свирепые полканы – свой ли, чужой ли перед ними.
– Кто знает о том, что по ночам сад охраняется собаками?
– Кроме меня знают только хозяева и старшая служанка, которая у них в доме ночует. Иоаким никому не велел говорить. Он сказал, мол, незачем лишать доброго ночного визитера приятной неожиданности. Теперь вот и ты знаешь, но от расследователя ничего скрывать нельзя, не так ли?
– Ты сообщил важные вещи. А теперь скажи-ка мне, каким образом судьи могли подглядывать за Шош во время купания?
– Шош полощется в полдень. Служанки становятся по берегам пруда и закрывают обнаженную хозяйку от нескромных глаз. Невдомек мне, как сумели судьи увидать ее – они никогда не бывают в саду днем. Даже если бы и появились, то не миновали бы меня, и я бы знал. А из-за ограды пруд не виден совсем. Полагаю, закрывают Шош от меня, а от кого же еще? – хохотнул сторож.
– Выходит, Тевель и Юваль не могли подглядывать? Так ты заключаешь?
– Заключай ты, Даниэль. Я говорю только то, что точно знаю или сам зрил.
– Тебе, конечно, известно, что Шош свидетельствовала, дескать, старцы домогались ее. Какие мысли родит в твоей голове такое утверждение?