***
Акива прошел в рабочую комнату Даниэля. Хозяин и гость скупо по-мужски обнялись, уселись напротив друг друга и приготовились работать – рассуждать, размышлять, принимать решения.
– Не находишь ли ты, дорогой племянник, что труд дознавателя – преприятнейшая штука? – спросил Даниэль.
– Дядя, я не созрел для обобщений, но признаю, что на мою долю выпали отрадные минуты, – скромно ответил Акива.
– Ты покраснел, мой юный друг!
– Влияние утренней жары.
– Слава Богу, ночи прохладные, не так ли, племянник?
– Так, дядя, – ответил Акива и, как показалось Даниэлю, покраснел еще больше.
– Меня будет интересовать деловая, а не эмоциональная сторона твоих ночных свиданий с Шош. Итак, Акива, рассказывай!
– Я прежде всего отвечу на твой немой вопрос: почему Шош захотела встречаться со мной, да еще и по ночам?
– Если это не эмоции, а факт, то я готов слушать.
– Это – эмоциональный факт. Шош полюбила меня. Она рассчитывала на взаимность, а я в интересах дела не гасил огонь ее надежд. Женщина неустрашимая, она презрела опасность.
– А была ли у Шош утилитарная цель?
– Безусловно, была, и я о ней скажу.
– Где вы сходились вместе?
– В роще, на склоне холма, что неподалеку от ее дома. Место незаметное. Я дожидался там.
– Какой дорогой она шла?
– В темное время суток через сад пройти никак нельзя – лютые собаки охраняют его. Шош знает тайный ход под землей, ведущий из дома к холму. Иоаким проводит ночи в молельном доме, а девчонка, что ночует с госпожой, слишком крепко спит. Поэтому Шош легко ускользала из дома незамеченной.
– Отлично. Все сходится. Об этом же мне говорила старшая служанка.
– Первые наши свидания были посвящены моим рассказам о путешествии. Шош жадно слушала и вникала в подробности. Ей постыла жизнь в Ниппуре, ей хочется быть любимой, свободной и богатой.
– Она и так не бедствует, и живется ей не худо!
– Скажи я ей это, и встречи с нею прекратились бы, и я не узнал бы от нее некоторых полезных вещей.
– Что она говорила о себе?
– Шош страстно желает попасть в Египет. Она полагает, что именно там она расцветет вполне, и только на берегах Нила сбудутся ее тщеславные мечты.
– И как же Шош, мужняя жена, надеется осуществить такое предприятие? Ведь Иоаким, советник Навуходоносора по делам иудеев, в Египет не поедет! Иль что-то бесчестное замыслила твоя неустрашимая?
– Увы, Шош не доверилась мне вполне и не открыла свой задумки.
– И даже не намекала? Трудно поверить, что не приготовлялась она к практическим шагам!
– Пожалуй, что-то прозвучало.
– Вот это – другое дело. Говори, я жду!
– Шош рассказала, что владеет несметными сокровищами. И богатства этого хватило бы ей на побег в Египет и роскошную жизнь там. Вот только, по ее словам, она не знает, как ей, слабой женщине, следует поступить. Ты думаешь, Даниэль, в речах этих я мог усмотреть намек? Что, по-твоему, Шош имела в виду?
– Не “что”, а “кого”! Ты, кажется, сам говорил, что Шош в тебя влюблена!
– Ты хочешь сказать, что Шош наводила меня на мысль, будто готова бежать со мною, прихватив сокровища? – вскричал Акива.
– Уж не сожалеешь ли ты об упущенной возможности?
– Боже сохрани, дядюшка, я верен тебе, себе и нашему делу!
– Ну-ну. А не говорила ли тебе Шош, какого рода сокровищами она владеет?
– Говорила. Алмазы, изумруды и прочие драгоценные каменья. И украшений золотых немало.
– Подробности, пожалуйста!
– Это важно?
– Всё может пригодиться.
– Значит так, – начал Акива, – во-первых… – и он принялся скрупулезно описывать со слов Шош чудесные украшения, которым цены нет.
Даниэль молча и жадно слушал. На белом челе мыслителя собрались морщины, глаза заблестели, на губах появилась многозначительная улыбка – добрый знак некой догадки. Наконец, Акива завершил словесное воспроизведение ювелирных чудес, коими Шош довелось быть счастливой обладательницей. Даниэль еще некоторое время молчал и, возведя очи к потолку, фиксировал полученные сведения в регистрах своей цепкой памяти.
– Не заходила ли меж вами речь о Йони? – спросил Даниэль, без всякой, как показалось Акиве, связи с предыдущим.