К великому удивлению Ноуэла и к немалому душевному облегчению многих других, его работа была признана жизненно важной для военных нужд.
«Мы теперь по крайней мере избавлены от позора: Ноуэлу больше не угрожает публичное признание его отказником от военной службы, – писала из Лондона Нина Лотти. – Что касается меня, то мне уже на все наплевать. О чем мне беспокоиться? Я решила, что, чем мучиться до смерти, лучше веселиться до смерти. Руперт понял бы меня. А мама не хочет понять».
Лиззи не поняла.
– Она ведет себя ужасающе, – устало говорила она Саре, вернувшись из Лондона. – Я просто не могла больше оставаться с ней и смотреть, как она разрушает свою репутацию и свое здоровье. А ничего другого мне было не дано, я ничего не могла поделать: Нина не слушала ни меня, ни кого бы то ни было.
– Лучше бы она продолжала работать сестрой милосердия, – заметила Сара, извлекая брыкающуюся и мокрую Эмму-Роуз из небольшой жестяной ванночки, установленной возле горящего камина в гостиной. Лиззи подала Саре нагретое полотенце.
– С тех пор как она получила известие о гибели Руперта, Нина ни разу не была на работе в больнице Гая. Ни один из ее великосветских друзей не считает поведение Нины предосудительным. Они только и знают, что танцевать и пить, словно у них нет будущего.
– Для многих из них будущего и в самом деле не существует.
Мучительная гримаса исказила лицо Лиззи. Сара права. Может, права и Нина, и ее друзья тоже.
– Господи милостивый, – заговорила она, снова и снова поворачивая на пальце обручальное кольцо. – Сколько это может продолжаться? И когда оно кончится, Сара, милая?
Глава 15
К началу лета энергичными стараниями Роуз Крэг-Сайд был превращен в госпиталь для выздоравливающих. Большинство пациентов составляли офицеры. Почти все в возрасте до тридцати лет. Почти каждый лишился одной конечности или даже обеих. Немало было слепых, потерявших зрение во время газовых атак на Ипре или Лусе.
– Я сомневаюсь, что к тому времени, как война кончится, останется хоть один вполне здоровый мужчина, – сказала Роуз одна из сестер милосердия, Джози Уоррендер, когда они вдвоем укладывали только что выглаженные простыни в бельевой шкаф. – Моя мама всегда говорила, что мне суждено найти мужа поздно. Я начинаю думать, что она была права.
Роуз встала на цыпочки, чтобы вытащить из шкафа стопку наволочек. Ей нравилась Джози. Высокая, похожая на статуэтку, с широким подбородком и массой темных волос, она своей прямотой и эмоциональностью напоминала Лотти. Родом она была из Новой Зеландии.
– Если ты превратишься в старую деву, то всегда найдешь компанию себе подобных, – пошутила Роуз, укладывая мешочек сухой лаванды на стопку наволочек. – Например, меня.
– Готовится очень большое наступление, – сказала Дженни, когда Роуз зашла к ней попозже в тот же день. – Его называют кампанией на Сомме, и в ней примет участие Западный Йоркширский полк. Два его батальона состоят исключительно из брэдфордских парней, а это значит, что почти все, кого мы знаем, служат в нем. Вчера я ходила в церковь помолиться за них. Мне просто невыносимо думать, что многие из друзей Чарли могут погибнуть или стать калеками.
Эта мысль была невыносимой и для Роуз. Особенно она страшилась за Микки.
«Самое поганое – это скука, – напропалую врал он ей в последней открытке. – У меня есть нечто вроде гамака, я лежу в нем и стараюсь выбросить из головы этот бесконечный шум и грохот. Думаю о наших холмах, о лошади и повозке и еще о картинках из моей книжки о Новой Зеландии».
Через несколько дней «Брэдфорд дейли телеграф» не оставила у жителей города сомнения в том, как гибельно началась эта кампания.
«В семь тридцать утра третьего июля началась артиллерийская подготовка, и британцы, в их числе три батальона Западного Йоркширского полка, пошли в атаку, целью которой было продвижение на 4000 ярдов в глубь вражеской территории в первый день. Каждый солдат нес 70 фунтов снаряжения. Цель прорыва не была достигнута. В первые пять минут сражения под жестоким вражеским огнем полегли тысячи людей. К наступлению ночи во многих батальонах едва ли насчитывалось по сотне солдат…»
Роуз была не в силах читать дальше.
– Списки убитых! – заливаясь слезами, воскликнула ее мать, развернув газету. – Ты видела эти списки, Роуз? Брэдфордские парни почти полностью уничтожены. В списках убитых больше тысячи имен, и они еще не полны! Убит племянник Герти. Убит сын сестры Альберта. Убит сын доктора Тодда. Ты помнишь мистера Джейбза, который доставлял нам уголь, когда мы жили на Джесмонд-авеню? Он потерял трех сыновей. Вряд ли в городе найдется хоть одна улица, хоть один тупик, где люди не переживали бы эти страшные потери!
Роуз принуждала себя читать эти ужасающие списки по мере их появления в газете. Имени Гарри в них не было, не было также имени Микки. И Ноуэл по крайней мере был в безопасности. Он переживет войну, работая глубоко под землей в одной из шахт Уэльса. То была лишь соломинка, за которую Роуз цеплялась; единственное, в чем она могла быть уверена в мире, превратившемся в ад кромешный.
– Произошла крупная катастрофа в угольной шахте, – сообщил ей по телефону из Лондона Уильям, и голос его при этом дрожал. – Только что получены известия. Более четырехсот человек отрезаны от выхода огнем…
– Какая это шахта? – перебила его Роуз, охваченная ужасом. Уильям не позвонил бы ей, если бы это не была шахта, где работает Ноуэл. Ноуэл, который, как она считала, находился в безопасности. Ноуэл, который собирался пережить войну, несмотря на гибель многих и многих.
Уолтер вез Роуз и ее мать сквозь ночь в Южный Уэльс. К рассвету машина уже тряслась по булыжникам неровной мостовой в деревне, которая почти два года была домом для Ноуэла. Никто из родных не навещал его здесь, но он и не хотел, чтобы его навещали. Никто не встречался с ним с того самого дня, когда он так внезапно покинул Крэг-Сайд, даже не взяв с собой дорожную сумку с вещами.
Двери всех коттеджей выходили прямо на улицу, так же как на Бексайд-стрит. Сумел ли Ноуэл почувствовать себя как дома? В каком из этих коттеджей он жил? Какая из сотен женщин, в молчании стоящих сейчас у порога своих жилищ, была его квартирной хозяйкой? Вопрос за вопросом вертелся в голове у Роуз, пока она старалась справиться с охватившим ее чувством страха. Находится ли Ноуэл среди тех, кто оказался в огненной ловушке под землей? Погиб ли он?
Несмотря на то что они приехали на «рено», никто из собравшихся у входа в шахту не обратил на это внимания. Они были всего лишь еще тремя родственниками, в отчаянии ожидающими известий при бледном свете раннего утра.
– Это был взрыв, – сообщила Лиззи женщина, голова и плечи которой были плотно закутаны в шаль. – Его, наверно, слышали даже в Суонси. Грохот в шахте раздался сразу после того, как спустилась ночная смена. Мой муж, слава Богу, работает в дневную, но о племяннике пока ничего не известно. С самой полуночи еще ни одного не подняли живым.
– У них там список примерно на триста человек, – сказал Уолтер, вернувшись к своим после разговора с руководителями шахты. – Имени Ноуэла в этом списке нет. Это, конечно, не значит, что он вне опасности. При таких обстоятельствах записи не могут быть вполне точными…
– Если бы он уцелел, то был бы уже здесь, – ответила Лиззи мертвым, бесцветным голосом и взяла Роуз за руку. – Он увидел бы машину и подошел к нам.
– Ваш мальчик, возможно, помогает спасателям, – послышался у них за спиной спокойный мужской голос, а следом прозвучал еще один, полный надежды:
– Клеть снова поднимается. Может, в ней есть живые.
Они были, однако среди них не оказалось Ноуэла. Тем временем приехал Уильям. Как член партии лейбористов он имел полномочия поговорить с людьми, руководящими спасательными работами, и теперь сообщил свежие, только что полученные сведения тем, кто ждал у входа в шахту.