* * *
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Не надо, пожалуйста, так говорить. Никто не знает, сколько ему осталось, но я уверена, что Вы еще проживёте очень много лет, и когда я приеду в следущий раз, мы с Вами обязательно
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась.
* * *
Звонила Ася. Она в Москве, хочет забрать письма
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась
Тоже сорвалась
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Звонила Ася. Она в Москве, хочет забрать письма
Она в Москве
В Москве
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась
Вы не можете так со мной поступить, потому что я
Потому что я так никогда, никого
Потому что после всех этих лет, которые Вы
Потому что после всех этих лет, которые я
Потому что от меня уже один раз так
Потому что второй раз в жизни я этого не
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась
Она в Москве
В Москве
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Звонила Ася. Она в Москве, хочет забрать письма
Жаль, что зимняя поездка тоже сорвалась
Дорогая Ариадна Аркадьевна!
Мира, Мируша, ты же не понимаешь, ты же ничего в этом не понимаешь…
Тссссс. Молчи. Понимаю. Понимаю.
Понимаю.
СМЕРТЕЛЬНЫЙ НОМЕР. ТРИ КРАСАВИЦЫ НЕБЕС
Очень хочется сбежать. Не говорить больше об этом, не думать, не рассказывать ничего. Сколько можно, спрашивает охрипший внутренний голос, ну сколько можно? Ты старалась, ты сделала, что могла, ты не обязана, не должна. Ты уже имеешь полное право уйти в своё дневное и светлое, тебя никто не заставляет продолжать упрямо путешествовать по той стороне, где ночь. Не обязана. Не должна. Да нет, не должна, конечно. Но ведь и там, где ночь, необязательно всегда темнота. Более того — там—то как раз и не темнота. Там свет. Такой яркий свет, что почти ничего не видно. И вот пока «почти» не стало «совсем», наверное, просто нужно, чтобы кто—нибудь набрал в ладони хотя бы чуть—чуть от этого света. Набрал и унёс с собой.
Смертельный номер. Последний. Три красавицы небес.
Пре.
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
Всё правильно, красавиц было три. Эти стихи дедушка часто читал, я помню, хотя и странно: такие простоватые, в общем—то, стихи — от моего безукоризненного строгого дедушки. Но читал. Красавиц было три, всё правильно. Старшая красавица была удивительно хороша собой, младшая красавица верила словам больше, чем зеркалам, а средняя красавица была похожа на обеих сразу. Донна Клара, Донна Рэс (у этой, безусловно, самые длинные рэсницы) и прекрасная Пепита. Прекрасная Пепита — это, конечно, я.
— Ася, ты помнишь те стихи, их еще дедушка всегда читал? Про трёх красавиц?
— Помню, конечно. Я всю жизнь была уверена, что старшая красавица — это ты.
— Я? Ну ты скажешь. Разве я была когда—нибудь красавицей?
— Была, конечно, еще как, ты что, не помнишь?
— Я—то помню. Я, Ашуля, красавицей никогда не была.
— Ну да!
— Ну да.
Смеюсь. Красавицей она не была, как же. А кто же тогда шел по улицам Мадрида? Я что ли, одна? Ну нет. Три были, втроём и шли. И никому не удастся выкрутиться из мелькающей карусели, даже самым скромным из нас — и тут речь, боюсь, не обо мне. Но не суть. Итак.
1.
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
У Рахили Соломоновны пятеро детей, пятеро мальчиков. Яков, Ефим, Иосиф, Марк и Александр. Все они на редкость хороши собой, просто глаз не оторвать, младшие, Марик и Шурик — особенно. Рахиль — красавица, в юности из—за неё, говорят, стрелялись. У Рахили — темно—зелёные «перевёрнутые» глаза, редкая такая форма — глаз уголками вниз. У Рахили всегда железная осанка и сжаты ровные губы под носом с горбинкой, маленькая Юля её побаивается. У Рахили ни одного седого волоса в высокой черной короне. У Рахили чистый суховатый голос, говорит она мало и негромко. Рахиль правит домом несгибаемо и спокойно. Мальчики называют её «мамочка». Все её мальчики, всю свою жизнь — «мамочка». Рахиль Соломоновна носит прямые юбки в пол, кружевные воротники и высокие ботинки на каблуках. У Юлиной мамы таких воротников и ботинок нет, они с Рахилью вообще мало похожи, даже не верится, что родные сёстры.
У Юлиной мамы мягкое круглое лицо и ямочки на полных щеках. Юлина мама рыжая, как бледный мак, и её лицо и руки густо, как маковыми зернышками, покрыты веснушками. Из шестерых её детей только одна — Феня, Фаина — получилась темноволосой, остальные — один другого ярче, все разных оттенков.
Женя — светло—пшеничная.
Вера — бледно—золотая.
Эмма — золотисто—оранжевая.
Брат Саша — ярко—оранжевый, почти красный.
Сама Юля медная, потемнее.
И веснушки на руках. У всех.
Юля — самая маленькая. Феня надевает ей платье, Женя плетёт косы, Эмма приносит ленты, Вера ставит на высокий стул у окна, держит за талию и говорит «Смотри!». Юля смотрит по направлению Эмминой руки, там, на улице, брат Саша стоя катается с ледяной горы. С ним катаются мальчики, Юлины двоюродные братья: Яков, Иосиф, Ефим и Марк. Шурик еще маленький, он почти моложе Юли, он не катается, а сидит внизу и тоже смотрит. Юля видит Шурика, но Шурик её не интересует. Ей нравится Яков, он старший и почти взрослый, а еще — Марик, у него огромные глаза и он красивее всех.
Иногда девочек и брата Сашу отпускают гулять вместе с мальчиками Рахили, и тогда они всей толпой кружат по городскому саду и разговаривают. Впрочем, разговаривают больше сестра Женя и Яков, малышня дурачится, а Юля молчит. Она обычно бойкая, её называют «Огонёк», но при мальчиках Рахили она молчит. Юленька, почему ты молчишь, ты что, стесняешься, наклоняется к её уху заботливая Вера, ты что боишься кого—то из них, кого, Яшу? Юля мотает головой и вдруг вырывается и бежит по аллее. Она не знает, почему бежит, но старается изо всех сил. Её медно—рыжие косы расплетаются, лента выскальзывает и яркий лисий хвост колотит по спине. Длинная аллея обсажена кленами, между стволами мелькает солнце, девочка с рыжими волосами бежит сквозь зеленые тени через золотые блики, и каждый блик зажигает искру в её рыжем хвосте. Сестры что—то кричат ей вслед, но о них она в этот момент не помнит. Не помнит она и о тех, других, тоже глядящих ей в спину. Сестра Женя потом по секрету расскажет сестре Вере, что внимательней всех на бегущую Юленьку почему—то смотрел строгий Иосиф. Но даже внимательная Женя не заметила, но даже Феня, ругающая Юлю за неподобающее поведение в парке, даже она не обратила внимания, что на самом деле дольше всех, не отрываясь, смотрел на бегущую девочку маленький Марик.
1.1
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
Вдруг на площади, хромой
Нищий с робким ожиданьем
Руку протянул с сумой
За насущным подаяньем.
Они долго не женились: двоюродные, нельзя. Марик уже успел сделать Юле одно предложение и получить один отказ (всё тот же, единственный, «двоюродные — нельзя»), когда сестра Феня в Москве родила в придачу к Витеньке, Яшеньке и Лёвушке еще Ирочку, и Юля уехала к ней. Уехала помогать с детьми, уехала поступать в институт, уехала жить навсегда. Расстроенный Марик уже работал и не вылезал из командировок.