Облака побелели, скукожились, поднялись высоко, открыв живость небесной голубизны. Иссиня серый цвет повис меж небом и землей. В конце зимы слаба еще зелень на холмах. Склоны испещрены крупными пятнами округлых валунов. Камни поменьше издалека кажутся точками, они разбросаны по обочинам дорог, и находится им применение.
Далеко-далеко, насколько хватает глаз, различимы сбившиеся в малочисленные стаи кубики жилищ. Недавно выросшие, крошечные пока, но крепкие ядрышки верности Высшей воле, прочно угнездились они на завещанной земле и год за годом, миля за милей, дунам за дунамом, дом за домом, продвигаются на север, на юг и на восток. Бейт Шем – ветеран средь поселений, за сорок ему, он вдвое старше Йошуа. Добрых три тысячи жителей – мощное дерево с глубокими корнями, несокрушимым стволом и широкой кроной. Старый крепкий дуб помогает новым слабым побегам выстоять средь вражды чужих и невежества своих.
Взгляд Йошуа скользнул вниз. Бордово-бурые крыши. На каждой виднеется прямоугольник солнечного нагревателя воды. В этих краях светило небесное щедро шлет на землю тепло, малую часть которого жители употребляют утилитарно, следуя духу злободневных идей прогресса, при этом укорачивают языки насмешникам, бездоказательно выставляющим поселенцев этакими обскурантами, увязшими в архаике. С другого фланга шипят ретрограды от веры, мол, прогресс – дело рискованное и двусмысленное. Однако отвергать его есть такая же нелепость, как не признавать силу тяжести.
Каменные дома хоть и двухэтажные, но не кажутся слишком просторными населяющим их многодетным семействам. Зелень во дворах и на улицах заботливо подстрижена. Чистота и благолепие царят здесь повседневно, а уж в субботу – и подавно! Йошуа с теплом смотрит сверху на двор ближайшего дома. Двое пацанов уселись по краям доски, привязанной цепями к перекладине, и попеременно взлетают в воздух и, должно быть, визжат от страха и восторга, да голосов издалека не слышно. Девчонка в нарядном субботнем платье возится в песке. Молодая женщина в чепце держит на руках младенца. К воротам подходит отец семейства – вернулся из синагоги с утренней молитвы.
Йошуа глядит на идиллию молодой семьи, и мысли его невольно обращаются к самому себе. Уж третий десяток пошел, а все еще холост. Он знает, отец и дед хоть и помалкивают, но не одобряют затянувшегося холостячества. Про мать Хаву и бабушку Рейзу-Ривку и говорить нечего – огорчены, шепчутся меж собой, строят догадки. К тому же прописано: нехорошо быть человеку одному, и нужна подмога в жизни. Есть у Йошуа зазноба, и он любим ею, да заморочка на пути. А если приземлиться и уподобиться горожанам, дышащим липким морским воздухом, то, выходит, рано ему жениться, ведь он солдат в армии обороны Ханаана и одновременно студент в отцовской ешиве, а всего враз не объять, хоть и молод.
Практическая сторона грядущего не тревожит его. Живет он в Бейт Шеме с отцом и с матерью. Семья хоть и небогата, а свой дом после женитьбы непременно будет ему, и нужды он не узнает. Как-то раз праздно спросил Йошуа у главного поселенца, как так выходит, что двухэтажные храмины доступны даже бедным, ведь, небось, цена им немалая? Убеленный бородой староста добрыми глазами поглядел на юношу, ласково потрепал его по волосам и сказал, мол, Бог любит свой народ. Йошуа не обиделся на уклончивый ответ – видно, не дорос до важных секретов.
Впрочем, суббота не для суетных мыслей. Йошуа вновь перевел взгляд вдаль. Как славно! Еще немного полюбоваться расцветающей страной, потом спуститься к себе, усесться с книгой во дворе, привычно вчитываться в подвиги прошлого и мечтать о доблести будущей. “Вот она, земля, дарованная народу моему, – размышлял юноша, – да нет же, я вижу лишь малую толику ее! Я и поколение мое будем тверды и мужественны, и обретем заповеданное, и не пощадим встающих на пути, и встретим Спасителя!”
2
Взволнованный великостью реальной перспективы, Йошуа совершенно отдался благородному чувству любви к завещанной стране и потому не сразу услыхал скрип гравия на тропе, ведущей к вершине холма. Он оглянулся. Отец и дед поднимались к нему, приветливо улыбались. Утром они втроем сидели рядом у почетной восточной стены синагоги и вместе пели молитву. Молодая жажда действия одного, зрелое сознание абсолютной правоты второго и, наконец, мудрость патриарха-зачинателя полнили согласные сердца. Миссия всякого поколения – по свойству его.