Эйтан замечательно представил этот фрагмент спектакля. Однако мечталось самодеятельному артисту совершить деяние Ядидьи не только на сцене, но и в реальной жизни. Того же хотели и зрители, ведь тогда еще один патриотический поступок был бы занесен в дебет активного счета борьбы Бейт Шема с аборигенами – дабы не отставать от соседей! Соревновательное чувство побуждает к подражанию. Впрочем, тамошняя публика независтлива и нетщеславна и рада успеху общего дела.
После представления артисты и зрители сменили маскарадные костюмы на цивильное платье. Йошуа отвез Сару в Авив к тетушке Лиат. Он вернулся к началу официальной части, завершающей праздник. Ожидалось выступление Цви и Аврама-Ицхака. Из четверых друзей один был неподобающе для атмосферы Пурима задумчив.
– О чем кручинишься, Яков? – спросил Йошуа.
– Я сомневаюсь… – неуверенно заговорил Яков.
– Прочь сомнения, друг мой! – весело перебил Эйтан.
– Обожди, Эйтан, – воспротивился Эльдад, – говори, Яков!
– Почему мы славим Ядидью? Ведь он стрелял в недвижимого, возможно, в мертвого! Тот не мог защищаться, а это не по-рыцарски. Разве мы язычники-амалекитяне, чтобы глумиться над трупами убитых врагов? Боюсь, у нас за океаном поглядели бы на дело иначе! – выпалил одним духом Яков.
– Боже мой, Яков, в тебя вселился диббук! – испугался Эйтан.
– Яков, но ведь ты здесь за океаном, а не там за океаном! – огорчился Йошуа.
– А как же новые твои убеждения, Яков? – осторожно спросил Эльдад.
– Убеждения – это тюрьма! – бросил Яков.
– Что ты мелешь? Ведь он убил бандита! – вскричал Эльдад.
– Он убил человека… – прошептал Яков.
– Диббук, диббук, – повторил в испуге Эйтан.
– Я должен обдумать все наедине, – сказал Яков и решительно удалился в свою комнату.
– Похоже, с Джекобом случился рецидив заокеанского лицемерия, – заметил Эльдад.
– Вот она, прочность веры прозелита! – бросил Эйтан.
– Мать – христианка, а отец – апикорус, – безжалостно добавил Эльдад.
– Я уверен, это недоразумение, и Яков очнется от кошмарного сна, – сказал Йошуа, – давайте послушаем Цви и Аврама-Ицхака.
Словесная эскапада будущего родственника весьма огорчила Йошуа. “Скоро Сара примет веру. Впереди наша свадьба. А если сегодняшний инцидент дойдет до отца и деда? И без того-то уверенность моя зыбка!” – с тревогой думал Йошуа.
4
На трибуну взошел глава ешивы Цви. Добрым взглядом он окинул благодарную публику, сделал вступительную паузу. В излучавших доброту глазах засветилась гордость.
“Дорогие земляки, – начал Цви, – каждый год в это время мы радуемся празднику Пурим, и ликуем, и гордимся прошлым, и мечтаем о будущем, или, как говорят нынче в высоконаучных кругах, экстраполируем былую славу древнего иудейства на наше грядущее благоденствие. И Господь нам в помощь!”
“Вы спросите, почему я не упомянул о настоящем? О, милые мои соплеменники, спешу исправить упущение. Каждый Божий день родит новое обстоятельство, достойное геройства. Когда человек любит подвиг, он всегда сумеет совершить его и найдет, где это можно сделать. В жизни всегда есть место подвигам! Уверен, все догадались, о ком я говорю. Да, я имею в виду солдата армии обороны Ханаана, имя которому Шем-Ор Ядидья!”
“Окажись террорист живым, сколько невинных душ уничтожил бы злодей! Застрелив аборигена, Шем-Ор совершил достойный подражания поступок. Геройство одного зажигает сердца целого поколения. А где идут многие, там пройдут все. Как упоительно хорошо, что не кончается время героев, и мое сердце радостно бьется в груди!”
“И вот, против такого человека поднимают голос богохульные заправилы страны! В кривой суд попало дело рыцаря. Слава Богу, что не только мы, поселенцы, идущие по пути Господа, но и люди неверующие, пусть незатейливые, но честные, восстали и вступились за Ядидью. Таких большинство в Ханаане, и не нужна нашему народу чужая лицемерная мораль!”
“Протесты не были напрасными. Ядидья получил минимальное наказание за мнимое свое преступление. Я стыжусь наших правителей и судей и горжусь своим народом. Настанет время, придет Спаситель, и мы, прокладывающие ему путь, расположимся у подножья трона, прочно встав на широкие спины честного простолюдья!”