– Эй, начальник! Прямо скажи – как наряды закрывать будешь?
– А в чем дело? – поинтересовалась Аня.
– В чем дело? Как это – в чем дело? – разом загалдело несколько рабочих. – Ты смотри, грунты здесь какие: это тебе не песочек, это же настоящая скала!
– Ну, положим, до скалы еще докопаться надо, – резонно возразила она.
– Да ты сама-то глянь – ведь сплошной камень! – снова раздались выкрики.
Сплошной не сплошной, а в вынутом грунте действительно виднелось немало камней.
– Нам с голодухи такой камень ковырять несподручно! – продолжали наседать на нее рабочие. – Нормы по карточкам против прошлого года урезали, и то не всегда получишь! – неслось со всех сторон. – В столовке щи такие дают, что только выливай! А больше и нету ничего!
– Что я вам, ОРС, что ли? – пыталась защищаться Анна. – Это вы их пытайте, почему щи такие.
– ОРС ты или не ОРС, а работу мы тебе сдаем, – не отставали мужики. – А много ли с тех харчей наработаешь?
– Знаете что, – рассердилась молодая женщина, – я вас с ложечки кормить не буду. Тоже мне, здоровенные мужики, мамку себе нашли! Сама каштаны с голодухи лопаю! А наряды закрою как положено, в обиде не останетесь.
Вот ведь еще дело – прораба-то у нее нет, так и не прислали до сих пор. Так что и за прораба тоже отдуваться приходится, с нарядами этими разбираться…
Едва успела она кое-как отбояриться от толпы землекопов, как от главного корпуса, кто-то заорал:
– Начальница! Эй, начальница! Там тебя штукатуры на четвертый этаж кличут!
Штукатуры сейчас работали на отделке наружных стен, и потому Анна стала карабкаться вверх по лесам от одного шаткого мостка к другому. Вот и мостки на четвертый этаж. Косые они какие-то, и верхний конец, кажется, едва касается лесов. А перила, похоже вот-вот отвалятся…
Качнув рукой перила, она убедилась, что ее предположение было верно – они тут же завалились набок. А сами мостки? Аня с силой топнула ногой по доскам, верхний конец мостков сорвался, они с грохотом рухнули и, отскочив от лесов, полетели вниз…
– Берегись! – запоздало заорала молодая начальница, но, к счастью, внизу в этот момент никого не было.
После короткого разбирательства, во-первых, выяснилось, что никакие штукатуры ее на четвертый этаж не звали – тут произошла какая-то путаница. Во-вторых, нашлась бригада, что ладила эти мостки.
– Вы что же делаете! – с жаром втолковывала Анна. – Лучше уж никакого ограждения не делать, чем этакое убожество. Вот подумает человек, что можно опереться, прислонится – и шею себе свернет. Кто будет отвечать? А почему верхний конец мостков позабыли закрепить? Это что за разгильдяйство?
Но злобный, с прищуром исподлобья, взгляд одного из рабочих заставлял подозревать, что не все так просто с этими мостками и с вызовом к штукатурам и что, может статься, вовсе это не ошибка и не разгильдяйство…
Да, голодуха могла довести и не до такого. Время и впрямь было голодное – даже курсантский паек в Москве не слишком радовал величиной и разнообразием. А тут, на стройке, снабжение вовсе подкачало – хлеб-то по карточкам ей, принадлежащей к начальствующему составу РККА, доставался регулярно, а вот со всем остальным было плохо донельзя. Но на одном хлебе и себя-то поддержать не очень получалось, а уж вместе с дочкой… Приходилось добирать единственным более или менее доступным в этих местах видом продовольствия – съедобными каштанами. К концу строительства Анна их уже видеть не могла – большую часть своего пайка она отдавала Эрнестине, и поэтому каштаны составляли основную часть ее рациона. Детский организм все же справился со скудостью питания, и девочка росла более или менее здоровой. Лишь с зубами было неважно – сказался недостаток кальция в рационе. Кости сформировались нормально, а вот на зубы уже толком не хватило.
4. Пропавшая груша
К концу года объект был все-таки сдан: несмотря на постоянные нехватки, грозная аббревиатура «ОГПУ» возымела свое действие и стройку удалось с грехом пополам довести до конца. Санаторий вышел на загляденье – он и по нынешним временам смотрелся бы вполне современно, а тогда этот изыск конструктивизма производил очень сильное впечатление. Архитектор Мирон Иванович Мержанов был не чета тем подражателям, которые взяли от конструктивизма только примитивные прямые и плоскости. Здание было решено в нескольких уровнях, с непрерывными линиями лоджий вдоль всех этажей, с плавными изгибами торцов и выпуклой конструкцией фасада центральной части здания. Флигеля с прогулочными площадками спускались от главного здания вниз по склону, обрамляя парадную лестницу. В общем, Мержанов не зря ел свой хлеб, и недаром ему довелось вскоре превратиться в личного архитектора И. В. Сталина.