Фулдал. Ну, слава тебе господи! Значит девочка в наилучших руках. Но разве это уже наверное, что они уехали с нею?
Боркман. Они уехали с нею в том самом возке, который переехал тебя по дороге.
Фулдал (всплеснув руками). Подумать только, что моя дочурка Фрида катила в таком щегольском возке!
Боркман (кивая). Да, да, Вильхельм, твоя дочь покатит теперь, нечего сказать! И студент Боркман тоже. Ну, а ты заметил серебряные колокольчики?
Фулдал. Как же!.. Серебряные, ты говоришь? Разве они серебряные? Из настоящего серебра?
Боркман. Уж будь уверен. У них там все настоящее. И снаружи и,., внутри.
Фулдал (тихо, взволнованно). Ну, не диво ли, как может повезти человеку! Это мой... мой маленький поэтический дар перешел в музыкальный талант у Фриды. Все-таки, значит, не даром я был поэтом. Теперь она вырвется в широкий мир божий, наглядится на все чудеса, о чем когда-то мечтал я... В крытом возке едет моя маленькая Фрида... с серебряными колокольчиками...
Боркман. И переезжает родного отца...
Фулдал (весело). Э, что там! Стоит говорить обо мне, когда мое дитя... Ну, значит, я все-таки опоздал. Так пойду домой утешать ее мать. Сидит в кухне и плачет.
Боркман. Плачет?
Фулдал (посмеиваясь). Да, подумай! Так и заливалась, когда я уходил.
Боркман. А ты смеешься, Вильхельм!
Фулдал. Я... да! А она, бедняжка, не понимает хорошенько. Ну, так прощай! Хорошо, что у меня конка под боком. Прощай, прощай, Йун Габриэль! Прощайте, фрекен! (Кланяется и медленно, с трудом ковыляет обратно по снегу.)
Боркман (стоит с минуту, молча глядя перед собою). Прощай, Вильхельм! Не в первый раз в жизни тебя переехали, старый друг!
Элла Рентхейм (смотрит на него, стараясь побороть волнение). Как ты бледен, Йун!
Боркман. Это все от тюремного воздуха там, наверху.
Элла Рентхейм. Я никогда не видала тебя таким.
Боркман. Да ты, верно, никогда не видала вырвавшегося на волю каторжника.
Элла Рентхейм. Пойдем же, пожалуйста, домой, Йун!
Боркман. Оставь эту песню. Я уж сказал тебе...
Элла Рентхейм. Но если я умоляю тебя! Ради тебя самого...
На пороге показывается горничная.
Горничная. Извините, но барыня велела запереть двери.
Боркман (тихо, Элле). Слышишь, они хотят запереть меня опять!
Элла Рентхейм (горничной). Директору не совсем хорошо. Он хочет еще подышать свежим воздухом.
Горничная. Но барыня сказала...
Элла Рентхейм. Я сама запру двери. Оставьте только ключ в замке.
Горничная. Помилуйте, мне что! Как хотите. (Уходит в дом.)
Боркман (стоит с минуту молча и прислушивается, потом быстро спускается на площадку). Теперь я вырвался из застенка, Элла! Теперь им не поймать меня больше никогда!
Элла Рентхейм (спускается за ним). Да ведь ты же свободен и там, Йун. Можешь уходить и приходить, когда тебе вздумается.
Боркман (тихо, точно опасаясь чего-то). Ни за что не пойду больше под крышу. Тут так хорошо ночью! Вернись я теперь к себе в залу - потолок и стены сдвинулись бы, раздавили, сплюснули бы меня, как муху...
Элла Рентхейм. Так куда же ты пойдешь?
Боркман. Только бы идти, идти, идти! Посмотреть, нельзя ли опять выйти на свободу, вернуться в жизнь, к людям. Хочешь идти со мною, Элла?
Элла Рентхейм. Я? Сейчас?
Боркман. Да, да, сейчас!
Элла Рентхейм. Далеко ли?
Боркман. Сколько хватит сил.
Элла Рентхейм. Что ты! Одумайся! В такую сырую, холодную зимнюю ночь...
Боркман (дико и хрипло). Ага! Фрекен боится за свое здоровье? Да, да, оно ведь такое хрупкое.
Элла Рентхейм. Я боюсь за твое здоровье.
Боркман. Хо-хо-хо! За здоровье мертвеца! Ты меня смешишь, Элла! (Идет дальше.)
Элла Рентхейм (догоняя и удерживая его), Как ты себя назвал? Как?
Боркман. Мертвецом. Не помнишь разве - Гунхильд сказала, чтобы я лежал смирно, где лежу.
Элла Рентхейм (набрасывая на себя пальто, решительно). Я иду с тобою, Йун.
Боркман. Да, мы с тобою ведь пара, Элла. (Идет дальше.) Идем же!
Боркман и Элла Рентхейм уходят в лесок налево и мало-помалу скрываются из виду. Постепенно изменяется и весь ландшафт, становясь все более и более диким, исчезают из виду дом и двор, сменяясь опушкой леса, переходящей затем
в чащу с тропинками и обрывами.
Голос Эллы Рентхейм (доносится из лесу справа). Куда же мы идем, Йун? Я не знаю этих мест.
Голос Боркмана (с более высокого места). Держись толькр моих следов на снегу.
Голос Эллы Рентхейм. Но зачем же нам взбираться так высоко?
Голос Боркмана (ближе). Нам надо взобраться по этой извилистой тропе.
Элла Рентхейм (еще за деревьями). У меня скоро сил не хватит больше!
Боркман (показываясь справа). Иди, иди! Теперь недалеко до открытого места. Там прежде стояла скамейка.
Элла Рентхейм (выходя из-за деревьев). Ты помнишь ее?
Боркман. Там ты можешь отдохнуть.
Они выходят на небольшую открытую поляну в лесу над крутым обрывом. Тропинка круто поднимается сзади них. Налево открывается вид на фьорд, находящийся глубоко внизу, и на высокие дальние кряжи, громоздящиеся один над другим. На краю обрыва, налево, засохшая сосна, под ней скамейка. Вся поляна занесена глубоким снегом. Боркман и Элла с трудом пробираются справа по снегу к
скамейке.
(Останавливаясь над обрывом налево.) Поди сюда, Элла, ты увидишь...
Элла Рентхейм (присоединяясь к нему). Что ты хочешь показать мне, Йун?
Боркман (указывая вниз). Видишь, как широко, привольно раскинулась перед нами страна?
Элла Рентхейм. На этой скамейке мы с тобой часто сиживали, и перед нами открывались горизонты еще куда шире, бесконечнее.
Боркман. Тогда расстилалась перед нами страна грез.
Элла Рентхейм (грустно качая головой). Страна грез, куда мы с тобой уносились тогда. А теперь эта страна погребена под снегом... И старое дерево засохло.
Боркман. Я вижу вдали... Пароходы приходят и отходят. Связывают между собою народы и страны всего мира. Вносят свет и тепло в сердца тысяч человеческих семей. Вот что и было моей мечтой.
Элла Рентхейм (тихо). И осталось мечтой.
Боркман. Осталось мечтой, да. (Прислушивается.) А слышишь там, внизу, на горных речках?.. Шумят и гудят фабрики, заводы! Мои заводы! Все те, которые я хотел создать. Послушай только, какой шум! Работает ночная смена. Работа кипит и днем и ночью. Слушай, слушай! Колеса жужжат, валы мелькают... вертятся, вертятся... Ты разве не слышишь, Элла?