Если, конечно, Том Риддл не водит каждого второго Пожирателя смерти к себе домой — или чем бы это место ни являлось. Барти очень сильно постарался не сосредотачиваться на этой мысли.
Риддл сел за стол и улыбнулся.
— Нет, я не читаю мысли. Да, даже сейчас. Да, мои легилименционные способности — врожденные, я не могу перестать ощущать разумы живых существ рядом со мной, в отличие от людей, которым нужно для этого применить Legilimens. Нет, я не абсолютный легилимент, абсолютных легилиментов не существует. Да, окклюмент может обмануть меня. Да, даже ты.
Он взмахом руки призвал второе кресло. Барти сел, не дожидаясь вербального приглашения.
— Если быть совершенно честным, — аккуратно, но искренне сообщил Барти, — вы были неубедительны как никогда.
Риддл расхохотался. Всё ещё улыбаясь уже почти ставшей привычной полуулыбкой, он покачал головой.
— Это непросто описать. Обычная, поверхностная легилименция позволяет только считать общий эмоциональный фон, может быть, немногие яркие образы на поверхности сознания. Легилимент может считать и воспоминания, но это потребует определенных усилий, к тому же, никто не гарантирует, что он увидит именно то, что ищет. Поверь мне. Бывали… конфузы.
— Это не всё, — после затянувшейся паузы заметил Барти. Он постарался произнести это осторожно, но…
Не вспоминать о человеке из Ордена Феникса, чьи мольбы о смерти слышала вся магическая часть Хаммерсмита, он не мог. Темный лорд редко вступал в войну лично — это было правдой; но правдой было и то, что каждый волшебник по обе стороны войны знал, что под пытками Темного лорда смерть будет казаться величайшим милосердием на земле.
Риддл смотрел на него с легким, но кажущимся искренним интересом.
— Конечно. С людьми можно делать удивительные вещи, просто заставляя их верить в то, что хочешь — спроси Мальсибера, он проводит крайне любопытные эксперименты и будет рад поделиться опытом. Но ты не замечаешь очевидного. Я не могу читать мысли, но я заставил тебя поверить, что могу — хотя я всего лишь пользовался твоим поверхностным эмоциональным фоном и рассказами Августа, который копался в твоей памяти на протяжение нескольких легилименционных сеансов. Я говорил тебе правду на протяжение всего разговора, а потом показал тебе несколько картинок, и ты счел, что они тоже правдивы. Это не тончайший контроль разума, требующий огромного опыта в Темных искусствах. Это просто цирковой фокус. Разумеется, я мог бы добиться того же результата, сотворив Непростительное или напоив тебя чрезвычайно сложным и редким зельем… но зачем?
Его давно уже никто не выставлял идиотом с такой изумительной легкостью. Барти мимолетно признал, что если бы Темный лорд позволил себе хотя бы малую долю снисхождения, с пожизненным контрактом безусловной верности пришлось бы что-то делать.
— Вот еще один пример, — мягко сказал Том Риддл. — Если ты будешь громко заявлять, что ты бессмертен и непобедим, а потом замучишь до смерти пару-тройку недругов силой мысли, знаешь, что произойдет? Тебе все поверят.
— В этот раз вы точно шутите, милорд.
Риддл улыбнулся.
— Видишь? Чистая правда.
Он откинулся на спинку кресла и щелчком пальцев призвал из воздуха стакан воды. В другое время Барти бы скептически хмыкнул над подобным дешевым трюком, но сейчас ему почему-то не хотелось этого делать. Риддл смотрел на него так, словно ждал ответа, и Барти не мог отделаться от ощущения, что всё это — очередная проверка из бесконечной череды проверок.
— Или вы просто можете быть очень хорошим легилиментом, который достиг бессмертия и поэтому вас никто не может убить.
Риддл смотрел на него все так же выжидающе.
— Не могу не спросить, чем вызвано подобное недоверие. Неужели тем, что меня называют Темным лордом, я замучил до смерти пару-тройку людей силой мысли, и никто до сих пор не смог меня убить?
— Ну, — осторожно заметил Барти, — похоже, этого достаточно, чтобы вас до сих пор не попытались убить ваши Пожиратели смерти.
Опустевший стакан на столе незаметно растворился в воздухе. Риддл усмехнулся.
— Хотел бы я, чтобы это было так. — Он задумчиво пробежался пальцами по корешкам книг, сложенных на краю стола; Барти не мог разглядеть названий на их обложках — если таким книгам вообще были нужны названия. — Ты быстро учишься, Барти. Вероятно, ты ожидал, что я буду учить тебя Темнейшим искусствам, но вначале я бы хотел убедиться, что ты проживешь достаточно долго, чтобы оправдать мои усилия. Август — превосходный окклюмент, Антон — отличный дуэлянт, они научат тебя многому, но есть вещи, которые часто упускают из виду. Думаю, ты понял, что я хотел сказать всеми этими словесными играми — задачи, которые пытаются казаться сложными, могут являться или не являться таковыми; используй это с выгодой для себя. Что до остального, то я не лгал тебе — твои окклюменционные барьеры не представляют для меня трудности, я в самом деле желаю предотвратить войну маглов и волшебников — разве что мессеры Бомбардой я лично не сбивал — и я условно бессмертен.
А также есть множество применений легилименции, которых мы не коснулись.
Барти удержал контроль. Заставил собственное тело сохранить прежнюю расслабленность и размеренный ритм дыхания; заставил сердце биться все так же ровно.
Чужое присутствие в его разуме не казалось чужеродным — это пугало сильнее всего. Август долго учил его отличать вторжение легилимента от собственных мыслей, и в конце концов Барти научился этому в совершенстве, но…
Но это ничего не значило для Тома Риддла.
— Еще кое-что, — сказал Темный лорд. — Я делаю всё возможное, чтобы заставить Орден Феникса волноваться. Война затянулась, но и Орден, и Пожиратели смерти отлично понимают, что ей не будет конца, пока жив я или Дамблдор. Аврорат мало интересуют одиночные Пожиратели — убив Долохова, они надеялись спровоцировать меня. В Нурменгарде еще много свободных камер, а если бы я сбежал из старого Нурменгарда, они выстроили бы для меня новый. Секрет войны прост: пока люди верят, что Дамблдор не проиграет, они сражаются на его стороне.
Барти поколебался.
Ему крайне хотелось задать этот вопрос. На самом деле, он тревожил его уже очень долго.
— Но ведь Альбус Дамблдор — Светлый волшебник. Он бы не стал закладывать бомбу под Лондон, чтобы отомстить всем в случае своей смерти, верно? Я… я могу представить, что обычные Пожиратели смерти не сумеют добраться до него, но вы бы могли просто… убить его Смертельным заклятием?
Риддл смерил его долгим, очень долгим взглядом.
— Что заставляет тебя думать, что Альбус Дамблдор не стал бы закладывать бомбу под Лондон?
— Он Светлый волшебник. Светлые волшебники так не делают. — В этом весь смысл, ведь так? Барти надеялся, что хоть что-то в этом безумном мире осталось неизменным.
Темный лорд смотрел на него очень задумчиво.
— Сколько преподавателей Защиты от Темных искусств сменилось в Хогвартсе за время твоей учебы? — внезапно спросил он. — Это не попытка заставить тебя отвлечься, это имеет прямое отношение к делу. Сколько?
Барти послушно заставил себя не удивиться. Кажется, это грозило войти в привычку.
— Семь, милорд.
— Что с ними стало?
— Одного загрыз оборотень в Запретном лесу. Другой оказался незарегистрированным анимагом, был арестован — кажется, он как раз должен выйти из Азкабана в этом году. Третий был уволен из-за скандала с советом попечителей. Профессор Айтман оказалась заперта во временной петле вследствие неудачного эксперимента. Еще один погиб на официальной дуэли в процессе кровной вендетты. Один был арестован как ваш пособник, умер в Азкабане, а последняя преподавательница оказалась в Мунго после того, как услышала крик взрослой мандрагоры, которую вырастил один из учеников в школьной подсобке.