Риддл улыбнулся без капли удивления.
— Я знал, что вы друг другу понравитесь. — Он беспечно крутил медальон между пальцами, словно дешевую монетку.
Барти прочистил горло. После насильственного легилименционного контакта сфокусироваться на настоящем всегда было трудней.
— Чтобы создать живое из мертвого, — хрипло сказал он, — даже Темнейшая магия запросила бы цену, которую… немыслимо было бы заплатить. Адское пламя по сравнению с этой вещью — детская игрушка. И этот медальон хранит ваш импринт. Модифицированный, но… все же…
— Да, — сказал Том Риддл. — И да.
— Что это такое? На самом деле?
Во взгляде Темного лорда ему почудилась странная задумчивость.
— Это крайне ценная вещь, Барти. Крайне ценная для меня. Конечно, это не оправдывает манеру лезть в каждый встречный разум подобным неэлегантным образом, но, согласись, ты не услышал ни единого слова лжи.
Он знал, вдруг понял Барти. Он слышал каждое слово и видел каждый из обрывков навеянных иллюзий, странных и жутких в своей абсолютной искренности.
Барти поднялся.
— Нет, — сказал Том Риддл. — Ты занимаешься никому не нужной чушью, Барти. Хватит лгать самому себе. Что ты собираешься сделать, чтобы сберечь эту ложь? Сотворишь какую-нибудь отчаянную глупость, потому что гордость не позволяет тебе стерпеть подглядывания в твои самые сокровенные страхи? Или попытаешься солгать еще и мне — из стыда, что они стали мне известны?
Он не глядя бросил медальон на стол.
— Тебе придется убить этот страх или подчиниться ему. Ты услышал правду — я могу помочь тебе.
— Вы боялись Адского пламени не меньше меня, вопреки всем вашим словам о бессмертии.
— Я утверждал, что я бессмертен, а не что я не боюсь смерти. Ничто не избавит тебя от страха навсегда остаться вторым, но у всякой цели есть цена — и цена твоей будет высока. Настолько, что ты боишься не только заплатить ее — признаться даже самому себе, что хотел бы это сделать. Страх, что удерживает тебя сейчас и удержит даже в последнем шаге от цели, можно уничтожить. Если ты захочешь.
— Если я захочу, — повторил Барти. Риддл кивнул. Он был непривычно серьезен.
— Невозможно стать мастером Темных искусств, не осознав важность компромиссов. Есть люди, которые называют этот страх человечностью; есть люди, которые готовы умереть, но не расстаться с ним. Если ты не хочешь, чтобы я тебе помогал, я не стану этого делать.
Барти встретил его взгляд глаза в глаза — и на тысячную долю мгновения ему показалось, что они уже вели этот разговор прежде, и каждый из них знает, каков будет итог, и скрывать больше нечего.
— Хорошо, — ответил ему Том Риддл.
Комментарий к О компромиссах
- Магическая Семерка - семь кладбищ, построенных в Лондоне в 19 веке (среди них Бромптон и Кенсал-Грин)
- “For there is good news yet to hear and fine things to be seen,
Before we go to Paradise by way of Kensal Green” - Честертон, “Rolling English Road”
- Mind the gap between the edge and the platform, фраза, которая навсегда останется с вами после всего одного посещения лондонского метро :)
- “Может, у вас в 85-м плутоний продается в каждой аптеке, но в 55-м его не достать!” - цитата из “Назад в будущее” х)
========== О дружбе ==========
В доме Блэков в каминах сияет зеленый огонь. То ли детская причуда Регулуса, то ли давняя выходка его брата, от всех последствий которой не смог избавиться даже домовик; впрочем, цвет никак не влияет на тепло. Барти снимает промокший плащ с нескрываемым облегчением — ему пришлось пройтись по Лондону, чтобы убедиться, что никто не отследит его при аппарации, а лондонская погода никогда не была щадящей.
— Барти, это ты? — голос Регулуса, звонкий и чуть нервный, приглушенно доносится с первого этажа. — Поднимайся!
Регулус всё такой же, ничуть не изменившийся после выпуска; высокий и худощавый юный волшебник, в каждой черте лица которого прослеживается линия крови Блэков — надежнее любого родового документа. Прежняя порывистость из его движений, свойственная и Сириусу, и в меньшей степени — Белле, так никуда и не делась.
Рег встречает его в гостиной крепким дружеским объятием, и Барти смеется: отцепись, не виделись-то всего… сколько там прошло, пара месяцев?
— Почти полгода, — посерьезнев, поправляет его Регулус. Барти чуть настораживается, расслышав в его голосе даже не обиду — нечто похожее на тревогу; но Блэк тут же беспечно машет рукой, подзывая поближе серебряный поднос с бокалами, полными вина. Тот подплывает весьма неспешно, впрочем, Барти не сомневается, что это вино значительно старше их обоих, вместе взятых. В таком возрасте уже некуда торопиться.
— Я лучше чаю, — с невеселым смешком отказывается Барти, усаживаясь на один из гостевых диванов. — От окклюменции и так голова трещит.
Визенгамот заседал четыре часа подряд, а каждая минута в зале совещаний Визенгамота превращается в мучительную проверку собственного самоконтроля. В такие дни Барти завидует маглам: те, по крайней мере, должны следить только за своим лицом. Его могут выдать даже мысли.
Рег смотрит на него очень удивленно.
— Так ты же не возвращаешься сегодня в Министерство?
Барти любит своих школьных друзей, но если Рабастан повзрослел — пришлось, когда лорд отправил его на боевые задания — то Рег так и остался где-то там, в выпускном классе Хогвартса. Отчасти поэтому с ним так легко, и поэтому же он порой ужасно бесит своим непониманием очевидных вещей.
— Может, и нет, — терпеливо говорит Барти, — а может, придется. Я лучше чаю, Рег.
Когда-то дом Блэков был для него спасением — здесь, когда Сириус сбежал от родных, его всегда был готов приютить Рег, и здесь не приходилось прятаться и лгать. Когда-то здесь можно было беззаботно распивать вино, огневиски и всё, что только найдется в погребах Древнейшего Дома Блэков, и не думать о завтрашнем дне. Можно было даже ненароком забыть про чары иллюзий, скрывающие Метку.
Больше ему не хочется так рисковать.
Регулус, кажется, вспоминает, что они больше не в школе. Теперь его чуть рассеянный взгляд становится внимательным.
— Ты выглядишь дерьмово, Барти.
Он чуть не отвечает: да ты что, Рег, я-то думал, быть шпионом Темного лорда в Министерстве и в доме главы Отдела магического правопорядка — это как отдых на курорте, но сдерживается. Рег от его молчания совсем киснет, поэтому Барти приходится выдавить улыбку, похожую на что-то дружеское, а не на вышколенную моя-родословная-позволяет-мне-что-угодно-но-вежливость-обязывает улыбку Крауча-младшего, сотрудника Министерства.
— Правда, Барти, — повторяет Регулус. Тревога в его голосе теперь слышна очень хорошо. — Извини. Я не стал бы дергать тебя по пустякам. Знаю, каково тебе приходится. Просто…
Он отворачивается. Делает несколько глотков из бокала — нервных, быстрых.
— Я боюсь, — тихо говорит Рег. — За тебя и Басти. За свою семью. Всё это… всё это зашло слишком далеко.
Барти смаргивает непонимание, как смаргивают капли дождя.
— Боишься? Вы же Блэки. Вас не тронут до последнего, да никто и не подумает, что ты носишь Метку — твоих родителей проверяли уже раз двести и ничего не нашли.
Потому что родители Регулуса — очень мудрые и не страдающие лишним безрассудством люди. Ни Вальбурга, ни Орион не носили Метку, да и их сотрудничество с Пожирателями смерти было весьма отдаленным, хотя Барти не мог сказать с уверенностью, почему.
— А с Басти Родольф и Белла, — добавляет Барти. Он редко участвовал в боевых заданиях Лестрейнджей, но порой доводилось — и он знал как никто другой, что волшебник, заступивший им дорогу, горько пожалеет о своей храбрости.
— А с тобой кто? — хмыкает Рег, не оборачиваясь. — Темный лорд?
— Еще Руквуд, мерлинова прорва удачи и мои несравненные таланты.
Шутка заслуживает большего, чем унылый смешок. Он больше похож на усмешку — не злую, но непонятно горькую.
Барти не спрашивает, что произошло. Он знает и так — слишком часто видел подобное в коридорах Министерства, отражение происходящего за бесстрастной личиной отчетов и протоколов. В Британии идет война, и теперь она добралась до дома Блэков.