Барти знает, почему. И не может не засмеяться — хоть смех получается рваным, диким, словно он разучился смеяться как люди.
— Они выйдут на свободу, Хвост. Рано или поздно то, что осталось от самых верных людей лорда, окажется вне стен Азкабана. Тебе придется… постараться… чтобы убедить нас, что мы неправы в своем желании воздать тебе должное.
— Но ты же вступишься за меня, Барти, — Хвост нервно улыбается. Может быть, даже думает, что Барти не замечает, как крепко он сжимает палочку под столом. — Ты же скажешь им, что я остался верен!
— Я скажу им, что я буду первым, кто заставит тебя жрать собственное крысиное дерьмо под Круциатусом. — Барти возвращается к своему сендвичу. Он не может и пальцем тронуть подонка, пока тот нужен лорду и пока у Барти нет палочки, но и Хвосту не поздоровится, если он наложит на ценного союзника хоть одно проклятие.
— Так вот, — после долгого молчания оживает Петтигрю, — про Уизли…
Через несколько дней Барти слегка меняет свое мнение о Хвосте. Хвост, без сомнения, подонок, но он оказывается куда полезней, чем раньше: он заботится о лорде, он приносит Барти палочку мертвеца, и главное — он начинает красть еду повкусней. Теперь на магловских пачках с сендвичами и полуфабрикатами написано слово «Теско».
Барти взмахивает палочкой пару раз, и только на третий она отзывается тусклым снопом искр. Новый владелец явно ей не по нраву; хорошо еще, предыдущий мертв. Палочки мертвецов тем и хороши, что на них редко распространяется магический закон владения; исключение составляют только самые могущественные артефакты…
Барти не прикоснулся к палочке лорда, хотя она хранилась в этом же доме — Хвост нашел ее. До тех пор, пока для этого не было действительно веской причины, подобная дерзость каралась бы жестоко. Да и Крауч сам вовсе не уверен, что палочка лорда захотела бы ему служить. Палочка покойника — тоже не лучшее оружие, но к нему придется привыкнуть.
— Хорошо, что ты всё-таки сдал те двенадцать экзаменов, Барти.
Барти склоняет голову, едва ли замечая тонкую тень необидной усмешки в чужом голосе. От его умений, заслуживших ему двенадцать С.О.В. в Хогвартсе, почти ничего не осталось — даже простейшие заклинания, которые он пробовал сейчас с новой палочкой, давались ему с трудом. Раньше он мог колдовать часами без перерыва, теперь…
Ничего. Ничего, силы восстановятся со временем. Он просто должен больше практиковаться.
— Хвост, — шипит высокий голос из свертка в кресле, — расскажи ему о нашем плане.
Плане, повторяет про себя Барти. И какой, интересно, у них план?
Питер Петтигрю смотрит на него таким взглядом, словно ему приказали лично отправиться в Азкабан с повинной. Обреченность — так бы это охарактеризовал Барти.
Петтигрю глубоко вдыхает.
— Ты должен победить Аластора Грюма в бою, взять его в плен, и в его облике преподавать в Хогвартсе Защиту от Темных Искусств до конца Турнира Трех Волшебников, который тоже будет проходить в Хогвартсе. И еще ты должен удостовериться, что в Турнире победит Гарри Поттер.
Барти смотрит на лорда Волдеморта.
Лорд молчит. И Хвост молчит. Никто не смеется над этой идиотской шуткой.
— Я бы хотел узнать детали, — наконец выбирает Барти наиболее безопасный ответ.
— Запомни, Хвост: так отвечают лорды Визенгамота! — Голос Тома Риддла свистяще смеется. Разумеется.
Хвост беззвучно вздыхает. Крауч глядит куда-то сквозь него и думает о том, что если Грюм его не убьет, то надо будет придумать что-нибудь, что убьет наверняка. Он еще не успел соскучиться по Азкабану.
Комментарий к О союзниках
Спар и Теско - две сети супермаркетов в Британии :)
========== Об Аласторе Грюме ==========
С тайного счета, открытого когда-то на имя несуществующего волшебника Эммета Томсона, Барти снимает все оставшиеся сбережения. Сомнительная лондонская контора, конечно, не была Гринготтсом и начисляла отрицательные проценты, но зато и не задавала неудобных вопросов. Этим и прельстила его в те далекие времена, когда Барти было семнадцать, и он всерьез задумался над вопросом, к кому перейдут деньги на его гринготтском счету, если что-то случится. Подозрения себя оправдали: Гринготтс неукоснительно следовал законам наследования, а по законам наследования после смерти владельца имущество переходило к ближайшим родственникам.
Но денег на счету Эммета Томсона как раз хватает, чтобы пройтись по Лютному переулку. Барти не беспокоится, что кто-то узнает его лицо; здесь, скорее всего, облик давно погибшего Крауча примут разве что за маскировку. Наглую, вызывающую, предельно опасную — в девяносто четвертом году не каждый осмелится примерить на себя клеймо Пожирателя Смерти — но все же маскировку. К тому же, деньги есть деньги, а в Лютном переулке не задерживаются любители расспрашивать о чужом прошлом.
К концу дня у Барти накапливается столько защитных артефактов, что он мог бы увешаться ими, как рождественская елка. Еще бомбы, ловушки и с десяток «саперов». «Саперы» обычно представляют из себя зачарованных мелких тварей вроде мух — их задача состоит в том, чтобы обратить на себя внимание защитных чар, выцеливающих живых существ. Продавец, едва оценив общее направление мысли Барти, предлагает Затуманивающие бомбы — те, взрываясь, создают неплохие иллюзии, сквозь которые может видеть только владелец специально зачарованного амулета — но против Грюма это не поможет. Барти, впрочем, покупает одну на всякий случай. Вдруг там будет не только Грюм.
Дорогу на выходе из магазина ему уступает даже местный охранник-вышибала, но Барти не удостаивает его взглядом. Нужно быть безнадежным идиотом, чтобы ссориться с человеком, только что скупившим не меньше четверти боевого арсенала всей лавки.
Проблема только в том, что он не уверен, что четверти боевого арсенала лавки Темных артефактов хватит на Аластора Грюма.
Обмануть вредноскоп можно. Обмануть Проявитель врагов — куда сложнее. Обмануть все вредноскопы и детекторы Темной магии, собранные у Грюма дома — почти невыполнимая задача, поэтому у них очень мало времени.
По счастью, анимаги могут трансформироваться вместе с одеждой, и, по счастью, нынешний дом Аластора Грюма строили по стандартам современной Британии — из рук вон плохо — и в основании стен хватает незаметных для человека щелей.
— Не пожелаешь мне удачи, Крауч? — Хвост нервничает. Даже при свете магловских фонарей видно, как поблескивает пот на его лбу. — Ничего не посоветуешь?
— Если окажешься в безвыходном положении, последнюю Аваду придержи для себя.
Петтигрю оглядывается на него с почти осязаемой тревогой. Вид у него затравленный, словно… словно у загнанной в угол крысы. Барти, усмехнувшись, пожимает плечами: уж кому-кому, а Питеру бежать уже некуда.
— О тебе же забочусь — всё лучше, чем Азкабан. Время, Хвост.
— Не опоздай, Крауч, — мрачно говорит Петтигрю. Начало анимагической трансформации смазывает последнее слово, а парой секунд позже крыса и несколько послушно следующих за ней мух растворяются в ночной темноте. Крауч мягко касается палочкой калитки ворот — Alohomora — и следом за уже исчезнувшим впереди Петтигрю заходит во двор, надежно накрытый антиаппарационными чарами. Его взгляд падает на мусорные баки, явно поставленные у дома с неким коварным аврорским умыслом.
За две секунды до того, как первый «сапер» принимает на себя магический заряд охранных систем, в спальне Аластора Грюма пронзительно взвизгивают вредноскопы.
План срабатывает: пока Грюм разбирается с «саперами», Петтигрю успевает добраться до двери, трансформироваться и открыть зачарованные засовы изнутри. За это время Барти приходится разгромить мусорные баки, вдруг вздумавшие сжечь нарушителя границ частной собственности в пепел.
Потом он бросается внутрь дома и ясно вспоминает, почему Аластор Грюм пережил Первую Магическую Войну. Первые три защитных артефакта рассыпаются, едва Барти делает несколько шагов по коридору; они спасают его от Прилипающих чар, и только поэтому он успевает отразить летящий в него Immobilus. Яркая вспышка впереди волной сырой магии впечатывается в щит Protego — Барти едва удерживает защитное заклинание — но даже взорвавшиеся под ногами у Грюма бомбы замедляют аврора только на долю мгновения. Еще вспышка, еще, еще; Барти не различает уже заклинаний, бьющих в его щиты, он едва может видеть хоть что-то в хаотично сверкающей темноте; где-то рядом голос Петтигрю вскрикивает коротким Glisseo, но Грюму плевать на идеально ровный лед вместо пола — и костыль, и протез зачарованы. Над очередной разбившейся склянкой клубится ядовитый газ, но Грюм не делает ни одного вдоха, его голову уже окружает магический пузырь чистого воздуха. Барти отбивает очередное заклятье не глядя, и рядом кричит от боли Хвост, но смотреть, что задело Петтигрю, нет времени. Если он хоть на мгновение перестанет колдовать, он умрет.