Сириусу шестнадцать, ему еще нельзя колдовать дома на каникулах, поэтому он ограничивается тем, что показывает Барти весьма красноречивый жест и скрывается в своей спальне, на которой, по счастью, уже давно висит Квиетус. В Хогвартсе, конечно, дело бы этим не кончилось, но с шайкой Мародеров весь Слизерин в состоянии войны, поэтому они ничего не теряют.
Регулус бормочет неразборчивое проклятие в адрес неугомонного брата и, дождавшись, пока Барти зайдет в его собственную спальню, с грохотом захлопывает дверь. Барти успевает скользнуть взглядом по раскиданным вокруг газетным вырезкам и зачарованным листовкам, прежде чем он запоздало понимает, что Сириус шутил только наполовину.
Если бы не репутация и статус Дома Блэков, это могло бы служить… основанием для подозрений. Для обвинения — в зависимости от заинтересованности Министерства.
Регулус наблюдает за ним сбоку: внимательно, осторожно, весь как натянутая струна. Барти поднимает одну из листовок со стола — простенькие иллюзорные чары осыпают его руки серебряными искрами. Взлетевшая над бумагой сияющая изумрудная лента сворачивается восьмеркой и оскаливает змеиную пасть.
Каждый человек в магической Британии знает, что значит этот символ.
Одно слово Барти о том, что он видел в этой комнате, может повлечь за собой бесконечную череду министерских проверок всего Дома Блэков. Поддержка идеологии чистой крови не карается по закону. Свернувшаяся восьмеркой змея…
— Я никому не скажу, — говорит Барти — так искренне, как только может.
Регулус подходит на шаг ближе.
— Я не хотел говорить в школе. Если бы кто-то узнал, что ты как-то с этим связан… даже через меня…
— Ну, твой отец вроде был бы не против меня усыновить, — Барти выдавливает усмешку. Ему бы точно понадобился новый Древнейший Дом взамен того, из которого его бы выкинули, едва прошел бы хотя бы слух о том, что Барти Крауч-младший поддерживает сторонников Пожирателей смерти. Рег заливается смехом, и напряжение, стальными клыками вцепившееся ему в глотку, становится чуть менее болезненным.
— Если ты собираешься стать самым лучшим волшебником, — уже серьезней говорит Блэк, — не стоит равняться на кого-то еще.
Его взгляд указывает на листовку в руках Барти. От иллюзорных чар у того все руки покрыты серебряной изморозью, но Барти не спешит ее стряхивать.
Находясь в Слизерине, невозможно не слышать… непопулярные мнения. Впрочем, у Пожирателей смерти много сторонников. Трусливых и бесполезных, поддерживающих их только втайне, из тепла надежных фамильных гнездышек, вдали от аврорских облав и общественного порицания — но чем дольше длится война, тем больше становится тех, кто сомневается в компетентности современного Министерства магии.
Возможно, Британии нужен кто-то другой.
Возможно… возможно, ему нужен кто-то другой.
Лучший из лучших.
Барти оглядывается на входную дверь — та надежно заперта всевозможными антипрослушивающими чарами; должно быть, война Регулуса с братом-гриффиндорцем порой становилась серьезней дурацких розыгрышей Мародеров. Впрочем, сейчас это им на руку.
— Расскажи мне, — просит Барти, аккуратно возвращая листовку на стол. Серебро на его руках и в его крови; право и гордость Древнейшего Дома, печать достойных наследия Салазара Слизерина. Первых среди первых.
Декабрь семьдесят шестого года бьется ледяным зимним ветром в окна дома на площади Гриммо. Шесть лет с начала войны, скоро будет семь; кажется, в какой-то книге по нумерологии встречались заметки о том, что это магическое число. Барти тринадцать лет и скоро исполнится четырнадцать; тринадцать лет — безумно долгий срок. Достаточный, чтобы накрепко запомнить, что у всего есть соразмерная цена.
Его не интересует идеология приверженцев чистой крови так, как младшего наследника Блэков. Он просто собирается стать самым лучшим из всех волшебников и никогда больше не быть вторым.
Вполне возможно, цена за это его устроит.
========== Nil satis nisi optimum, Pt II ==========
В небольшой комнате было почти идеально пусто: здесь был стол с двумя стульями по обе стороны; стеклянный графин с водой, пустые чашки из неполного чайного сервиза. Человек напротив ждал, пока Барти не опустится на свое место, прежде чем занять стул напротив: хоть они и были знакомы по многочисленным званым вечерам родов Визенгамота, негласные правила приличий не позволяли полукровке занять свое место прежде наследника Древнейшего Дома.
— Здесь довольно пусто, мистер Руквуд, — усмехнулся Барти, усаживаясь за стол, — вы настолько в меня не верите?
Волшебник напротив искренне и заразительно рассмеялся и, изящно миновав обязательные церемонные вопросы, коснулся чашек палочкой — те наполнились горячим и ароматным чаем. Барти, мгновенно поняв намек, признательно кивнул: его собеседник был сыт по горло рабочим официозом.
Пожалуй, из всех сотрудников Министерства только Августу Руквуду и могло сойти это с рук.
Пару раз Руквуда встречали как гостя в особняке Краучей, но Барти видел его довольно часто — не только на публичных слушаниях Визенгамота, на которые иногда брал Барти отец, но и на куда менее официальных и куда более закрытых встречах. Чистокровные волшебники, высокопоставленные чиновники Министерства и представители Визенгамота по меньшей мере знали имя Августа Руквуда, а чаще всего — держали его в кругу хороших знакомых. В отцовском отделе Руквуд отвечал за учет и сохранность конфискованных магических артефактов, но это никак не могло объяснить его аномальную популярность, и в итоге Барти просто признал, что у Руквуда несомненный талант располагать к себе нужных людей. Смешливый бородач, нисколько не походивший ни на чопорного чиновника, ни на безупречного представителя чистокровного рода, казался невзрачным и неуместным ровно до тех пор, пока не вступал в разговор.
— Вовсе нет, — с обаятельной улыбкой отозвался Руквуд, — но если бы я позвал вас к себе домой, мистер Крауч, я уверен, в моем рабочем контракте нашелся бы запрещающий это пункт.
Знаменитая бюрократия Министерства. Классические шутки не старели со времен Основателей, и Барти, помедлив мгновение, все-таки фыркнул.
— Вы занимались окклюменцией раньше? — беззаботно полюбопытствовал Руквуд, заняв стул напротив.
— Я уверен, что отец сообщил вам степень моей некомпетентности в данной области. — Если полукровка Руквуд мог позволить себе слегка преступить грань приличий, то статус обязывал Барти станцевать на ней фокстрот. Конечно, такое тоже было допустимо только здесь и сейчас, но он был уверен, что его будущий наставник это оценит. — Но, строго между нами, я… интересовался. Совсем немного.
Окклюменции не учат в Хогвартсе. Учат — основам — в аврорате и при поступлении в некоторые отделы Министерства, но этого мало, и Барти отлично это понимал. Тот факт, что он является сыном главы Отдела магического правопорядка и кандидата на должность Министра магии, не оставляет ему выбора: он должен стать более-менее сносным окклюментом к моменту своего совершеннолетия или исчезнуть из Британии.
Британия ему нравилась. Окклюменция ему не нравилась, потому что она оказалась чертовски трудной и непонятной, едва ли не хуже прорицаний, но с этим пришлось смириться: он бы занялся ее изучением и сам, потому что только полный дурак не обеспечит себя хотя бы некоторой защитой от вторжения в разум. Жаль, по книгам этому совершенно невозможно научиться. Он уже попробовал.
— Вы идете на двенадцать СОВ? — Руквуд с любопытством вертел в пальцах печенье. Барти кивнул с легкой усмешкой: интересно, откуда это ему известно. — И вдобавок занялись самостоятельным изучением окклюменции?
— У меня широкий круг интересов, — невинно откликнулся Барти. Руквуд хмыкнул, не скрывая необидной понимающей усмешки.
— Тогда я не буду отнимать ваше время, мистер Крауч. — Усмешка стерлась с его лица мгновением позже — словно провели ластиком; Барти, не справившись со столь резкой переменой тона, сморгнул мимолетное безмолвное удивление. — Я хотел бы увидеть, что вы уже умеете, и после этого можно будет сказать, над чем вам требуется работать дальше. Мне придется применить на вас легилименцию, но обещаю, что не стану заглядывать в вашу память намеренно.