— Вы не представились. Мне кажется, мы уже где-то встречались, но, скорее всего, вы были под маскировкой, поэтому я не могу вас узнать. — Барти пытался сличить хотя бы магический импринт, но что-то мешало: он не мог толком ничего разобрать, будто собственную магию Пожирателя блокировал или скрывал какой-то артефакт.
— Мы совершенно точно встречались. Но я не могу назвать вам свое имя, потому что вы его узнаете, а на данный момент это принесет нам обоим больше неприятностей, чем пользы.
Интересно, знает ли его Август Руквуд. Барти обычно не пытался выведать, кто из Пожирателей проверял его, но именно сейчас что-то шло не так, и он не только не мог понять — почему, он не мог понять даже — что именно.
Ему решительно ничего не приходило на ум.
— В прошлый раз я присутствовал на показательной казни каких-то грязнокровок, — сказал Барти. — Человек, который был со мной — не знаю, кто именно из ваших коллег — был удивлен, что я способен сотворить и удержать Непростительное. Информация, которую я передал в позапрошлый раз, стоила жизни семьям двух авроров, и то, что с ними стало, не смогли показать даже на колдографии в «Пророке». Не считая всего того, что я делал для Пожирателей смерти прежде. Что еще мне нужно выполнить, чтобы доказать свою надежность?
Они остановились на пересечении улиц. Впереди виднелось здание Парламента — огромное и величественное, вонзившееся в небо узкими башнями. Барти видел его слишком часто — совсем рядом, под Уайтхоллом, находилось британское Министерство магии.
Его спутник вытащил из кармана пачку магловских сигарет. Барти не знал, чему изумился больше — самому факту их наличия у Пожирателя смерти или тому, что волшебник даже не совершил ни единого жеста, чтобы сигарета в его пальцах начала тлеть. Даже беспалочковая магия требовала… чуть больше, чем мысли.
Обычно.
— Август попросил меня объяснить тебе, — произнес волшебник, способный на беспалочковую магию, пренебрегающий чарами маскировки и не брезгующий магловскими сигаретами. — Зачем мы занимаемся всей этой чушью. Я знаю, что тебя интересует не это, но ты по крайней мере в силах понять смысл всей этой идиотской войны, в отличие от юного Блэка.
Он повернул голову — и Барти вдруг ощутил, что уже не может отвести взгляд.
Небо над Ферт-оф-Фортом поднялось над его разумом — и превратилось в бессильную, лишенную всякого смысла картинку, будто замершая в одном мгновении магловская фотография.
— Представь, как горит Парламент, — сказал человек перед ним, и Вестминстерский дворец объяло пламя.
Представь, как всё вокруг превращается в грохот и смерть.
Представь, как ты воздвигаешь самый прочный магический щит из всех, что тебе известны, и спустя мгновение бомба превращает его и тех, кого ты пытался защитить, в кровавые ошметки мяса и камня.
Ты пытаешься защититься от дыма, в котором не разглядеть ни живых, ни мертвых; пытаешься оградить себя от оглушительных взрывов и криков; ты поднимаешь палочку и выцеливаешь черную тень — одну из десятков — в черном небе. Сейчас ее еще можно сбить Бомбардой. Через несколько десятилетий этого уже не хватит.
Через несколько десятилетий ты случайно узнаешь, скольких выпускников Махотокоро хоронили в сорок пятом в белых мантиях — японское Министерство магии будет скрывать точную цифру еще долго, до тех пор, пока их отчаяние не забудется со временем.
Через несколько десятилетий тебя коснется мертвый ветер Новой Земли. Он будет страшней, чем тот, что навестил тебя в Японии.
Вдохни его, мальчик, гоняющийся за собственной тенью, пока та не застыла на выжженном камне.
Вдохни его всего один раз.
Он закашлялся; подавился собственным дыханием, отшатнулся прочь — чья-то рука на плече удержала его, не позволила упасть, оступившись, на влажный от дождя асфальт. Дым, которым он захлебнулся, был всего лишь дымом от сигареты, обычной магловской сигареты; у него ушло несколько лихорадочно рваных вдохов на то, чтобы это понять.
Отдышавшись, Барти выпрямился и поднял глаза. Вестминстерский дворец был в порядке.
Человек, сжимавший его плечо, убрал руку и затянулся снова. Он выглядел… совершенно по-прежнему.
Барти попытался задать вопрос — и не смог.
— Есть еще кое-что, — сказал волшебник, глядя ему в глаза. — Темная Метка — это пожизненный магический контракт между двумя душами. Довольно… своеобразный контракт. Если ты примешь Метку, ты будешь принадлежать мне и только мне до смерти одного из нас. Не слишком деликатная формулировка, но это единственная приемлемая формулировка, которая не искажает смысл.
Безусловная верность. Август никогда не говорил о таком. Не считал нужным?..
Он не успевал произнести ни слова — легилименционная связь все еще держалась.
— Способов расторгнуть контракт Метки, кроме очевидного, нет. У тебя есть время подумать над своим выбором, но лучше поторопись. Нам нужно выиграть эту войну до того, как старик Гриндевальд со своими зловещими предсказаниями окажется прав.
Волшебник выбросил сигарету прочь, и та растаяла в прожорливой пустоте беспалочкового Эванеско. Еще через одну секунду его уже не было рядом.
Барти наконец понял, что с ним было не так. Дело было не в артефактах, искажающих его облик или скрывающих магический потенциал; даже не во внешности, максимально далекой от образа хладнокровного убийцы и мастера Темных искусств.
В нем не было страха.
Словно, если бы на Лондон в ту же минуту обрушились бомбы, если бы Вестминстерский дворец вспыхнул, как факел, и земля погребла бы под собой Министерство магии со всеми неприступными барьерами и щитами — он остался бы жив. Словно он остался бы жив даже там, где сгорающее в один миг солнце превращало людей в тени на камнях. Даже если бы все боевые маги аврората одновременно ударили в него Смертельным проклятием.
Барти сморгнул — ему все еще мерещился разъедающий глаза дым.
Он чувствовал страх, когда смотрел на кружащие над Лондоном тени чужими глазами. И когда видел, как самые прочные магические щиты сдаются под напором взрывов. Это был не его страх: он никогда не видел магловскую войну, кроме как на магловской же кинопленке; страх был чужим, но не менее настоящим. Страх прошлого? Или будущего? Или вовсе выдуманный, чтобы убедить его в необходимости поддержать Темного лорда?
Видения казались до тошноты реальными.
Человеку, который вторгся в его разум без приглашения и пробыл там неизвестно сколько времени, хотелось доверять. Неотъемлемое свойство прирожденных легилиментов; Барти знал о нем, читал о нем еще в школьных учебниках, и все же принимать это во внимание оказалось трудней, чем он думал. Возможно, тоже последствия легилименционного контакта. Возможно, его разум отравлен отголосками чужой воли, как радиационными осадками.
…Или, возможно, он услышал правду.
Безусловная верность — такая ей теперь цена?
***
Следующая встреча происходила в доме. Барти не знал, где находится — одноразовый портключ выплюнул его в полупустое нутро старинного особняка, но он не узнал это место. Скорее всего, он никогда здесь не был; в Британии хватало старинных особняков.
— Так сколько стоит проезд в метро? — беззаботно спросил его единственный человек в неоправданно большой комнате.
Он выглядел совершенно так же, как и в тот день в Вестминстере. Неприметный волшебник неопределенно среднего возраста, за которым могло скрываться как сорок, так и восемьдесят лет, при должных магических способностях. Без единой тени угрозы во всём его облике. И без единой тени страха.
Трудно было представить, что этот же человек, похожий на дружелюбного лавочника, являлся мастером Темных искусств и убийцей, с одинаковым равнодушием обрекавшим на смерть равно Пожирателей, авроров и случайно попавшихся под руку.
Барти осторожно положил разряженный портключ — магловскую монету — на стол, не пытаясь сдержать ответную усмешку. Почему-то ему больше не было страшно.