— Тридцать пенсов.
— А твоя безусловная верность?
Барти поднял голову. Встретив его взгляд, Темный лорд рассмеялся, и Барти не сумел решить — стоило ли принять его слова за оскорбление или за чересчур колкую шутку.
— Больше, чем спасение магического мира от ядерной охоты на ведьм, — сказал Барти вместо этого.
Что-то в воздухе, пропитанном запахом старого дерева и книг, вздрогнуло беззвучной нотой смертельной опасности, и на мгновение он подумал, что позволил себе слишком много.
Человек, стоявший перед ним, улыбался совершенно по-прежнему.
— Хорошо, — просто сказал он.
Барти моргнул. На мгновение, когда голос старшего волшебника растаял в пыльной тишине, ему показалось, что он ослышался.
— Хорошо?
— Ты хочешь учиться — хорошо. Я готов тебя учить; конечно, в пределах разумной осторожности. Или ты видишь более оптимальный вариант для нас обоих?
Он… не нашелся с ответом.
Конечно, этого стоило ожидать; Темный лорд был лучшим легилиментом Британии — должно быть, он принял решение еще во время их прошлого разговора, если не раньше. Только был достаточно щедр, чтобы позволить своему новому стороннику выбор. Или иллюзию выбора. Иллюзию уверенности в правильности этого выбора.
В конце концов, Барти Крауч-младший никогда не сумел бы отказаться от подобного предложения — и это было известно им обоим. О чем еще оставалось говорить?
Волшебник перед ним смотрел на него с едва заметной усмешкой и ждал.
— Если я должен произнести какое-то заклинание или присягу, вам придется мне подсказать. — Барти закатал левый рукав мантии; чуть вздрогнул, когда чужие пальцы сжали руку у предплечья. Хватка у Темного лорда была крепкой.
— Не нужно.
От прикосновения тисовой палочки к обнаженной коже по нервам пробежал разряд магии: огненный, острый. В тишине комнаты зазвучал незнакомый язык — странный, не складывающийся привычно в понятные образы, змеящийся неуязвимым древним шифром.
А потом завеса иллюзий рухнула.
Магия рванулась навстречу, втекая в кровь и душу по чернильному следу клейма — холодной осенней хмарью, темной неотвратимостью, едва ощутимой дрожью на влажной могильной земле. Сила, чистая, колоссальная, пронизывала его насквозь, пропитывала собой всё вокруг, словно лавина звенящей тишины, погребающая под собой все невыдохнутые догадки.
Когда оглушительный шелест парселтанга начал складываться в печать контракта, прошивая его душу насквозь, он ощутил, как вздрогнула его собственная магия — и заметалась внутри проснувшимся штормом, заставляя его всё крепче и крепче сжимать пальцы на чужом предплечье. Метка не дробила, как Смертельное проклятие, но сплавляла воедино — и он чувствовал, не мог не чувствовать, как сквозь боль и обжигающий жар творящегося волшебства доносится сила не его магии.
Не его… души.
Когда волшебник перед ним отпустил его руку и шагнул назад, отчетливое биение магического эха осталось внутри.
Барти мерно вдохнул и выдохнул. Кажется, он снова мог дышать, даже так близко к источнику силы, от концентрации которой начинала пробуждаться магия в его собственной крови; снова мог чувствовать себя — и то неделимое и неотъемлемое, живое, что отныне было частью того, что он называл «собой». От этого мгновения до его смерти.
Так вот каково это.
По руке разлилось тепло, зажглось слабым фантомным жаром — окликнуло, позвало, безошибочно указав цель. Барти нашел взглядом человека, с которым был связан пожизненным магическим контрактом, свернувшимся черной восьмеркой вечности на предплечье.
— Поскольку в прошлый раз я не представился, — сказал волшебник по ту сторону Метки, беспечно и совершенно неуместно улыбнувшись, — думаю, сейчас самое время. Я давно не использую это имя, но раз ты поинтересовался, то справедливо будет… ответить на твое любопытство. Приятно познакомиться, Барти. Я Том Риддл.
========== О королевских кобрах, Pt I ==========
Кажется, он забыл про окклюменционный блок.
— Вы, должно быть, шутите, лорд Волдеморт, — очень-очень вежливо сказал Барти. После пропущенного окклюменционного блока вежливость была единственным, что могло его спасти.
Десять секунд спустя он смотрел на тающие в воздухе огненные буквы анаграммы и надеялся, что в его голове сейчас достаточно пусто, чтобы лучший легилимент Британии не смог распознать, что именно он думает о… об этом всём.
— Мне не слишком нравилось магловское имя, — задумчиво произнес лучший легилимент Британии. — Фокус с анаграммой казался мне весьма привлекательным в шестнадцать лет, но сейчас это выглядит просто по-дурацки. Пришлось наложить Табу и устроить с десяток показательных убийств, чтобы от него избавиться, но это того стоило.
Та часть разума Барти, которая не была занята переосмыслением последних семи лет его жизни, подсказала ему, что называть Темного лорда Волдемортом после этих слов будет весьма неразумно.
— М-м, — еще более вежливо протянул Барти, — в таком случае, какое имя вы предпочитаете?
Сами-Знаете-К-Кому-Я-Обращаюсь. Или, на худой конец, мистер Риддл. Оба варианта выглядели так, будто за ними должна была последовать неизбежная и крайне мучительная смерть.
— Титул вполне безопасен, — с ужасающей серьезностью сказал Темный лорд.
Значит, блестящий ученик со Слизерина прекрасно сдал все экзамены, закончил Хогвартс и стал Темным лордом Британии. Разумеется. Вполне очевидный выбор карьеры.
Неочевидным оставалось другое, но задать вопрос Барти снова не успел.
— Зачем я рассказал тебе об этом, если, очевидно, я предпочитаю сохранять свое старое имя в тайне? — Усмешка Риддла казалась такой же беспечной, как и прежде. — Ты сам знаешь. Впрочем, сейчас важнее другое. Я научу тебя скрывать Метку — заклинание довольно простое, отчасти схожее по принципу с Фиделиусом. Для людей, которые точно знают, что ты — Пожиратель смерти, Метка будет видна, равно как и для любого, кому ты сам захочешь ее показать.
Ах. Старая добрая круговая порука. Учитывая количество перебежчиков, предателей и двойных агентов по обе стороны войны, это даже не удивляло: у Пожирателей должен был быть способ безошибочно определять друг друга, если это станет необходимо.
— Знают или верят, что знают? — автоматически уточнил Барти. Старший волшебник чуть прищурился.
— Какую конкретно разницу между первым и вторым ты подразумеваешь? Сфабрикованные воспоминания не смогут развеять иллюзию. Подозрение — тоже. Иначе бы четверть Визенгамота уже сидела в Азкабане.
— А если я сообщу кому-нибудь, что я — Пожиратель смерти, и потом извинюсь и скажу, что пошутил?
Долгий взгляд Темного лорда заставил его засомневаться в необходимости высказывания вслух всех догадок, которые приходят ему в голову. Впрочем, Барти тут же напомнил себе, что рядом с лучшим легилиментом Британии он может молчать хоть весь разговор, не то чтобы это что-то значило.
— Иногда я думаю, что однажды Август сделает именно так, — мягко сказал Риддл, — вот тогда и узнаем.
***
В Министерстве магии хватает талантливых людей. За ними приходится тянуться всерьез, изо всех сил, чтобы достать до их уровня — хотя бы кончиками пальцев.
Еще один полуформальный вечер, еще одна наполненная светом и легкой музыкой — классика, разумеется, дань традициям — зала чужого поместья, еще несколько часов без права на ошибку. Двум Бартемиям Краучам вовсе не обязательно присутствовать; они не успевают следить за идущей снаружи войной даже с Маховиками времени, и это значит, что на вечере останется только один из них. Всем собравшимся интересно попробовать на прочность следующего лорда Крауча. Пройдут еще годы, десятилетия до того момента, как он примет титул главы Дома, но будущее решается не во время официальных церемоний Визенгамота — будущее решается уже сейчас.
Чья вина, что кто-то успел заверить его преданность раньше всех прочих?
Барти касается палочки всякий раз, когда ему предлагают бокал, бесконечно благодаря себя-из-прошлого за высший балл по трансфигурации. Его окклюменционная личина непрочна, ненадежна, не подстрахована другими личинами, как у опытных окклюментов; он чувствует, как по ней скользят взгляды чужих сознаний, касания чужой воли — поэтому он не собирается рисковать. Единственное, о чем он не хочет думать, так это о том моменте, когда на следующее утро действие трансфигурации закончится и вода превратится обратно в вино прямо у него внутри.