Выбрать главу

Леди Фоули, хозяйка поместья, конечно же, замечает его уловки — и, конечно же, вовлекает его в светскую беседу, во время которой Барти не может коснуться палочки: подобное неуважение недопустимо. Приходится взять еще один предложенный бокал, но хуже всего то, что леди Фоули сотрудничает с авроратом, она знает, какие вопросы задавать, чтобы заставить окклюмента отвлечься. Вы встречались с Джонатаном, он работает на седьмом уровне? Джон оставил вам предпоследний отчет о нарушениях Статута в Оксфорде и еще одном городе, вы не припомните название? Акции Пожирателей участились — вы ведь работаете с подобными делами напрямую, сколько сейчас происходит атак в месяц, около восьми?

Проезд в метро стоит тридцать пенсов; он выучил свой урок. Барти не позволяет себе отвлечься, даже когда леди Фоули на мгновение отводит взгляд с безупречно отмеренной тенью разочарования: Крауч-младший, должно быть, еще долго будет пытаться догнать своего отца. Бартемий сумел бы ответить на все эти вопросы, параллельно составляя отчет Министру и утверждая приговор трем подсудимым.

Барти улыбается в ответ вежливой и чуть виноватой улыбкой: простите, миледи, это всё вино. Он знает правила игры и знает, что Дом Фоули не позволит себе конфликта с Домом Краучей; каждый из них просто играет свою роль.

Ничего личного.

Леди Фоули развлекает его беседой еще несколько минут. Она больше не позволяет себе разочарования (когда речь идет о Доме Краучей, подобное может быть воспринято как оскорбление), но не позволяет и похвалы. У людей, вышедших из Пуффендуя, особенно сложно заслужить похвалу, и исключение тому, возможно, только Август — Барти краем глаза отыскивает его среди собравшихся, рядом с лордом и леди Лонгботтомами.

Вечер снова становится интересным.

Фрэнк Лонгботтом — лучший выпускник аврората за последнее десятилетие, де-факто, правая рука Альбуса Дамблдора в Ордене Феникса, и около года назад он был удостоен редкой чести — приглашения сменить сторону по доброй воле. Приглашение было отклонено. Теперь, если Темный лорд победит в войне, Фрэнка и Алису Лонгботтомов ждет смертный приговор, но Фрэнк, слыша об этом, только улыбался: Орден Феникса этого не допустит. Пожирателей становится меньше с каждым днем, а судьба тех, кто попал на суд Визенгамота, удержит следующих от следования за Темным лордом. Однажды их станет достаточно мало, чтобы Тот-Кого-Нельзя-Называть больше не смог продолжать войну.

Барти подносит к губам бокал. Август, поймав его взгляд, приветственно кивает, вслед за ним оборачиваются и Лонгботтомы, и тогда Барти подходит ближе.

Нет, тени усталости в глазах Фрэнка невозможно не замечать, невзирая на его сдержанность и спокойствие, не изменяющие ему примерно никогда. Алиса держится лучше своего супруга, но она младше на несколько лет, совсем недавно закончила аврорат — война еще не оставила на ней свое клеймо.

— Все-таки Министерство? — усмехнувшись, спрашивает Фрэнк. Барти помнит их последний разговор, еще перед его выпускным: Фрэнк спрашивал, не хочет ли он пойти в аврорат вместо Министерства. Конечно же, место в аврорате было бы ему гарантировано — не только из-за родового имени; волшебника лучше Барти Крауча было не отыскать на всех семи курсах Хогвартса. — Я уверен, что твой отец крайне обрадовался твоему выбору. Он давно жаловался, что в Отделе правопорядка слишком мало толковых людей.

— Вещи вроде радости лежат вне его компетенции, — с совершенной серьезностью отвечает Барти, — но я могу передать вам официальное уведомление о его удовлетворении.

Фрэнк фыркает под тихий смех Алисы и гораздо более откровенный — Августа. Барти беспечно улыбается; левую руку чуть покалывает, согревает волшебным теплом — но все еще непривычное чувство проходит так же быстро, как и появляется.

Труднее всего помнить о том, что никто, кроме него, не знает об этом.

— Должно быть, у вас сейчас работы не меньше, чем в аврорате, — посерьезнев, говорит Фрэнк. — После смерти Долохова боевые вызовы приходят почти ежедневно.

Долохов-старший был одним из первых Пожирателей смерти — из тех, кто был с Темным лордом еще до войны. Теперь из первой четверки остался только Мальсибер.

Барти знает, кто стоит за бесчисленными терактами. После последней безрассудной и, конечно же, несанкционированной своей выходки Антон еще две недели не мог сотворить заклинания сложнее Оглушающего. Учитывая, что именно Антонин Долохов, дуэлянт, учил новых Пожирателей сражаться в настоящих, а не учебных боях, это было… неудобно. Даже неудобней того, что за годы жизни в Британии тот так и не научился здороваться при встрече.

— Еще остался Антонин, — словно угадав его мысли, замечает Август. — Осторожней с ним, Фрэнк. Он убил на дуэлях очень многих волшебников, которые были достаточно самоуверенны, чтобы его недооценить.

Если кто-то учится убивать с самого детства, так обычно и выходит, думает Барти. Долоховский стиль боя — быстрый, грязный, рассчитанный в первую очередь на убийство; у Антона всегда есть несколько козырей в рукаве, чтобы удивить соперника — от собственных никому больше не известных заклинаний до своеобразного исполнения общепринятых боевых. Экономия половины секунды во время сотворения заклятия может решить исход боя, пусть и ценой лишней утечки энергии.

— Долохов-младший? Я-то думал, Темный лорд лично придет мне мстить, — улыбается Фрэнк, но его глаза остаются серьезными. — Его давно не было видно. Должен признать, это беспокоит даже больше всего прочего. Может, у тебя есть догадки, Август?

— Абсолютно никаких, — говорит Руквуд.

Почему-то Барти уверен в том, что это совершенная правда.

***

Биение магии в Метке больше не казалось чужеродным. Привыкнуть ощущать чужую жизнь совсем рядом, по ту сторону нерушимого контракта, оказалось легко; легче, чем привыкнуть к осознанию того, что эта связь — крепче, чем даже узы древнейшей крови Рода — навсегда.

В этот день Метка пульсировала огнем практически всё время, тянула, звала за собой; боль была терпимой, но отвлекающей, и, угаснув, вскоре вспыхивала вновь. Нестерпимо хотелось коснуться Метки хотя бы пальцами, успокоить растекающийся по венам обжигающий жар; Барти повторял техники окклюменции до тех пор, пока не покинул Министерство и не аппарировал несколько раз по Лондону, привычно запутывая магический след.

Аппарация через Метку всегда проходила легче, чем обыкновенная. И после нее боль всегда затихала.

— Милорд.

— Сейчас начало двенадцатого, — сказал Том Риддл, не оборачиваясь. Он стоял у окна в пустой комнате, глядя на яркие оранжевые огни магловских фонарей, стоящих вдоль улицы. — Ты уже разрядил Маховик?

— Метка над Ватерлоо прибавила работы, — коротко сказал Барти. Судя по всему, это был подарок от Лестрейнджей, а не развлечения Антона: была убита семья аврора Дэмьена Монтегю на глазах у уймы маглов. О судьбе самого Дэмьена не было никаких известий.

Риддл кивнул, ничуть не удивившись.

— Милорд, если это продолжится, Визенгамот пойдет на более жесткие меры. Информация об убежище Монтегю не была известна никому, кроме нескольких его доверенных подчиненных. Сейчас мы еще не имеем права выдать ордер на арест семи чистокровных волшебников по одному только подозрению, но скоро это изменится, а допроса после недели в Азкабане не выдержит никто. Вы потеряете своего человека в аврорате и поставите под угрозу остальных ваших агентов.

— Да, — сказал Риддл. — Я знаю.

Он обернулся. Барти не произнес ни звука, но это не имело значения; впрочем, в этот раз Темный лорд покачал головой.