Выбрать главу

В отсеках тихо и спокойно, как будто никакой тревоги и не было. С моего места, когда открывается переборочная дверь, видна часть турбинного отсека. Там тоже спокойно, Коля Пыпа сидит на правой турбине, что-то пишет. Всё это спокойствие обманчиво. Я уже знаю, что с ПУ маленькими шажками в 3,75 мм  с выдержкой по времени после каждого, компенсирующие решётки поднимаются вверх, высвобождая всё больше и больше горючего, приближаясь к критической массе. Главное, не пропустить ту границу, за которой начнётся цепная реакция, т.е. ядерный взрыв. Главной на ПУ сейчас стрелка прибора, измеряющая ток пусковой ионизационной камеры. А вот и сигнал с ПУ о том, что реактор левого борта выведен на минимально-контролируемый уровень мощности. Начался разогрев. Спустя минуты, объявили, что и реактор другого борта  на МКУМ.

Что идёт разогрев реакторов, первым на себе ощущает л.с. реакторного отсека. Поднимается температура  в отсеке, в нос ударяет какой-то запах озона, как после грозы, с кисловатым привкусом. Пока вентиляторы реакторного отсека и общесудовые справляются с температурой в отсеках, которая все равно растёт. Просыпается «Каштан» ПУ, проверить то-то, открыть это, закрыть то. Пока без матерщины. А вот и началось движение в 7 отсеке, значит, начался разогрев турбины. Вместе с ростом температуры в отсеках растет частота поступающих команд  в реакторный и турбинный отсеки. Турбинисты уже по пояс раздетые не ходят, а бегают по отсеку. Наконец-то поднят вакуум в главном конденсаторе, а значит в холодильных машинах тоже. Турбине разрешают сделать пробные обороты вперёд и назад, и вот она засвистела. Наконец-то запускаются кондиционеры, сбивая температуру в отсеках. Электрики возбуждают турбогенератор, принимают всю нагрузку на него, отключаются от берега. Вторая турбина и турбогенератор подключатся чуть позднее. Произойдёт полное разъединение бортов, и они будут автономными. На ввод ГЭУ по нормативу отводится 2,5 часа. Когда всё исправно, и л.с. отработан, в это время укладываются.

В реакторном отсеке появляется человек при галстуке, заглядывает в аппаратную через иллюминатор, в другую, бросает взор на датчики КРБГ напротив иллюминаторов, и потоптавшись около них, скрывается из отсека. Через некоторое время появляется снова, но уже с начхимом Куракиным. Повторяют те же движения, только уже вдвоём. Тот, что при галстуке, убывает. Подхожу к начхиму. Володя, чего ему надо? Фонит, шмыгнув носом, бросает Вовка, и сам куда-то убывает. Интересно. Откуда фон, и какой он по величине? Ну, бета это грязь, при перегрузке активных зон реакторов могли плеснуть водички 1 контура, хотя сюда она не должна попасть. Может, натащили грязи на ногах из парогенераторной выгородки, которая была открыта, и я сам там бывал. Ещё таракана там встретил. Настоящего, только из стекла, совершенно прозрачного, но живого. Бедняга, наверное, с 1964 года в заточении там, без света, жрать нечего, жара под 170 градусов, да ещё эта радиация. Но бета-грязь опасна, когда попадает внутрь организма, до датчиков целых два метра, они фон от неё не чувствуют. Альфа-грязи у нас нет, она от реакторов с жидко-металлическим теплоносителем. Значит, гамма-лучи (рентгеновское излучение) всему виной. Но почему его не было, когда расходовали первоначальный запас ядерного топлива. Плохи дела, отремонтированную ПЛ, да ещё как, придётся утилизировать, она опасна для людей. На следующий день пришли двое ребят, принесли две свинцовые заглушки на иллюминаторы и приварили их на петлях, закрыв их оконными шпингалетами.

На устранение замечаний после швартовых испытаний, которых практически не было, и подготовку к ходовым испытаниям было отведено немного времени. Не удержалось в памяти даже то, выводили мы ГЭУ из работы или нет. За 10 суток, отведённых на ходовые испытания в Белом море, мы должны были снять полные характеристики ГЭУ, новой акустической системы «Керчь» и ПЛ в целом. Необходимо опробовать новые гребные винты и способность прочного корпуса держать расчётное давление воды. Нужно будет узнать, на что способна ПЛ.

Бедный кок. На ходовых испытаниях он должен будет готовить пищу не на экипаж, как обычно, а на 200, если не больше, едоков. Все, считающие себя моряками, видят только накрытый стол, не задумываясь, что кто-то в условиях качки, в тесном помещении камбуза, наполненном паром и запахами, 4 раза в сутки должен приготовить пищу. Я тоже не помню фамилию кока, хотя знал, что до службы он работал в московском ресторане. В море на ходовые испытания были взяты на борт ПЛ специалисты завода, представители всех систем, за работу которых они отвечали. Вот и сигнал: «Боевая тревога. По местам стоять, со швартовых сниматься». Не снимая сигнала тревоги, ПЛ нацелилась в узкий выход и медленно продвигаясь по узкому углубляемому фарватеру вышла на глубину Белого моря. Только здесь была объявлена готовность 2, и на посты заступила очередная смена. Разрешён выход наверх шестерым человекам, трём из кормы и трём из носовых отсеков. Занял очередь у переборочной двери между 5 отсеком и ЦП. Покуривший из кормовых отсеков спускается вниз, заходит в 5 отсек Из 5 отсека первый на очереди заходит в ЦП, запрашивает разрешение у вахтенного инженер-механика подняться на мостик, и получив добро, летит туда. Когда до следующего погружения ПЛ достаточно времени, можно надеяться, что и ты окажешься на мостике. Зачастую очередь прекращается как раз на тебе сигналом «Боевая тревога. Срочное погружение». Мне повезло. Ого! Берег виден где-то на горизонте. Огромная масса воды беснуется за кормой. А дальше отутюженный клин моря, начинающийся сразу за кормой и растянувшийся до горизонта. Это всё, что я успел ухватить глазами, пробираясь от люка к месту, где можно курить. Здесь около входного люка, где находятся вахтенный офицер, боцман и сигнальщик, задерживаться, разглядывать море, заводить какие-то разговоры и прочее запрещено.

Это мой первый выход в море, когда я имею непосредственное отношение к той мощи, к той силище, бушующей за кормой. Быстро втянув в себя папиросу, поднимаюсь по трапу к входному люку, перед тем как спуститься вниз выпрямляюсь и оглядываюсь на корму. Вот это, да! Взглянуть бы ещё на нос, что там происходит, но слышу, давай, давай вниз, все хотят покурить. Эти заводские набились внизу около выдвижных, каких там 6 человек, пока по пачке не высосут, не успокоятся. Спускаюсь вниз в ЦП, внутри меня что-то необычное, эта силища гребных винтов, взбесившая такую массу воды, стоит перед глазами. Медленно  продвигаюсь по отсекам к ПУ ГЭУ. Там на вахте Виталий Кулаков с Виктором Бочаровым и с ними Виталий Адаменко. Решается вопрос, какие кресла заказать по возвращению с моря. Конечно откидывающиеся спинки, чтобы можно было полулежать, ну и конечно, чтобы вращались, и обязательно, чтобы регулировалась высота сидений и подлокотников. Виталий Кулаков самый возрастной из управленцев и киповцев. Он года через два отметит вторую юность (молодость), т.е. 36 лет. Витя Бочаров самый молодой среди управленцев, он скоро, если не уже, капитан-лейтенант. Оба не женаты, ищут спутницу, но никак, а может плохо ищут. Мне бы поделиться увиденным на мостике, но понимаю, что их это не волнует, они всё это видели и не раз.

Вот и объявление по циркуляру: «Третьей смене приготовиться на вахту. Первая очередь офицеров приглашается к столу». В первую очередь принимает пищу заступающая смена, в последнюю сменившаяся. Но у нас перегрузка в каюткомпании за счёт итээровцев, остальные заводские на бачках с матросами. В каюткомпании будет столпотворение. Третья, заступающая смена, после приема пищи была собрана на инструктаж в 5 отсеке, вахтенный офицер капитан 3 ранга Хижняк и вахтенный инженер-механик капитан 3 ранга Масолов проверили наличие заступающих, наличие у каждого индивидуального дозиметра, напомнили общие правила несения вахты. После инструктажа все были отпущены принимать состояние технических средств и механизмов. Прибыв на ПУ, Виталий объяснил мне, на что надо посмотреть, что проверить, на что обратить внимание, я  расписался в журнале КИП и А. На вахте я не прикреплен к определённому месту, но полностью в подчинении управленцев, выполняю только их поручения и могу находиться где угодно, но на связи с ПУ. Но моя вахта продолжалась не долго. Мы вышли в море для испытаний ПЛ, и вахта была прервана сигналом: «Боевая тревога. Срочное погружение». Эта тревога перешла в другую тревогу без всякого перерыва, потом в третью и т.д. Даже приборка в отсеках производилась по боевой тревоге. На ПУ безвылазно находились Колабский, Смирнов, Анохин, Федулов и Адаменко, я в реакторном отсеке. Перерывы в тревоге были только на приём пищи. Если кому-то из ребят было необходимо отлучиться по нужде, его на это время подменяли без ведома ЦП. Точно так же бессменно неслась вахта по готовности №1 и в ЦП во главе с командиром ПЛ капитаном 1 ранга Ивлевым. День перемешался с ночью.