Экзамены я сдал неплохо. За это на мандатной комиссии меня зачислили на электротехнический факультет. Я же хотел, уж если служить на АПЛ, то надо управлять реактором, учиться на 1 факультете. Председатель комиссии вице-адмирал Крастелёв поинтересовался, откуда у меня такое желание. Не мог же я ответить, что это моя мечта с детства, т.к. в поезде ещё сомневался, зачем я сюда еду. Не мог ответить, что я не бум-бум ни в электричестве, ни в реакторах. Я хочу учиться на 1 факультете, потому что курсанты, как один, говорят, что 1 факультет самый лучший. На что председатель комиссии, засмеявшись, сказал, что тех, кого я видел, это академики, все они с 1 факультета и оставлены в училище, чтобы пересдать свои двойки. Со 2 факультета никого нет, там средний балл 4,5 по всем курсам. Этот довод меня не удовлетворил, и я заявил, что буду писать рапорт об отчислении. Мне был дан суточный срок на обдумывание. На следующий день, когда нас опять собрали, моя фамилия уже была утверждена в списке электротехнического факультета.
Дальше курс молодого бойца, выбивающий из головы всё оставшееся от средней школы. Никто ещё ничего хорошего о нём не сказал, и я не буду. Его венцом является приведение к Присяге. Это примечательный рубеж. Если до неё ты ещё можешь как-то повыпендриваться, то после за это дело, если нарушишь эту торжественную клятву, тебя будет ждать суровая кара советского народа, всеобщая ненависть и презрение трудящихся. Ты уже заряжен в систему. У тебя отменное здоровье, ты обладаешь необходимым уровнем знаний, а сейчас и под присягой. Ты решил добровольно стать офицером, ты им будешь, если пройдешь 1 и 2 курсы и проявишь способность к обучению. Если будешь валять дурака, то будешь отправлен на корабли на 4 года, срок обучения в срок службы не засчитывается. Я не собирался валять дурака, как и большинство, окружающих меня ребят. Больше того я считал, что так оно и должно быть. Служить, защищать и воевать это удел мужчин, а раз ты офицер-командир, то должен быть выше подчинённых по уровню развития.
То, что я начал постигать науку обслуживания электрооборудования, а не управление ядерными реакторами, не по своему желанию, оказалось совсем недраматичным. Напротив, из меня готовили специалиста, востребованного не только на АПЛ, но и начиная от самого захудалого колхоза до крупнейшего предприятия или АЭС. Такого профиля специалистов в СССР готовили единицы гражданских ВУЗов. Где может приложить себя акустик, торпедист, ракетчик, вычислитель и т.д. или тот же управленец вне АПЛ? Нигде или только на АЭС. Кроме того, эта наука трудная, но интересная. Условия для учёбы идеальны, было бы желание. А если желания особого не наблюдается, то на первый раз ты будешь лишён увольнения в город. Если и дальше оно не появится, пойдёшь на корабли. На всю жизнь запомнился случай стимулирования курсантам этого самого желания.
На первом практическом занятии по электротехнике мы ожидали в классе преподавателя капитана 2 ранга Корниенко, который читал нам и лекции. После прибытия его в класс и получения доклада от дежурного по классу, он не дал команду дежурному: «вольно, сесть», а скомандовал классу: «правую ногу на носок, приподнять штанину». Пройдя по рядам он переписал всех, у кого были цветные носки, а мой сосед по столу Саня Барсуков вообще был без. Поэтому он записал и меня, как командира отделения. После команды «вольно, сесть» я первым был вызван к доске, где получил задание определить направление тока в кольце, находящегося в увеличивающемся по величине магнитном поле. Закон Джоуля Ленца я знал со школы, нарисовал стрелку, объяснил, почему так и был посажен на место. Остальные цветастые за разные каверзные вопросы из школьной программы по физике получили по удавчику. На следующих занятиях они по очереди без особого приглашения обязаны были выходить к доске для опроса. На экзаменах по электротехнике прибывший курсант допускался к выбору экзаменационного билета только после того, как сформулирует все законы электротехники и решит задачу. Время самоподготовки для всех с ужина до отбоя по классам. В дни, когда нет увольнения в город. Курсанты, отчисленные за неуспеваемость, в приборостроительном институте становились круглыми отличниками.
Попасть в число академиков можно было не только за плохое знание предметов, но и за слабую физическую подготовку. С моей дистрофией перекладина и брусья меня пугали и унижали. Поэтому, когда я увидел объявление о записи желающих в секцию бокса, я долго не думал. Всё свободное от занятий время я проводил в спортзале, который открыт всегда. Были набраны положенные 70 кг., стали не страшны перекладина и брусья, пятикилометровую трассу кросса преодолевал в числе первых трёх-пяти человек. Кроме этого я приобрёл способность не закрывать глаза, когда перед моим лицом чем-то махали. Были успехи и в боксе. Был призёром г. Севастополя, один год чемпионом училища в 1 среднем весе. Меня вообще не интересовало увольнение в город. Как известно, для моряков два города-тюрьмы, это Кронштадт и Севастополь. Гулять с приложенной рукой к головному убору, отдавая честь (не в прямом смысле) всем старшим и младшим, малоприятно.
Симфонический оркестр по ЮБК в течении года исполнил для нас почти весь свой репертуар. Посещение этих концертов было мероприятием обязательным. Галдёж в зале затихал при первых же звуках оркестра. Ты, выключающий радиоприёмник при первых звуках симфонического оркестра, вдруг после какофонии, в выстроенном ряде множества звуков, обнаруживаешь звук того инструмента, который тебе ближе в этот самый момент, или который тебе что-то напоминает или нацеливает. И когда этот звук замолкает, ждёшь его появления, чтобы он ещё и ещё затронул чувства. Все остальные инструменты создают как бы общий фон, а этот звук о чем-то личном, куда ты никого не пускаешь. Ведь мы уже начали черстветь в этом самом длинном 515 метровом здании в Европе, напоминающем сверху парящего орла. Последний концерт был по заявкам курсантов. Когда они исполнили танец с саблями, это было что-то. Эстрада отдыхает.
Сразу после курса молодого бойца и приведения нас к Присяге, ещё не начав обучение, мы всем курсом были отправлены на крейсер «Куйбышев», судьба которого видимо уже была решена. Ему запрещено было стрелять из орудий главного калибра, опасаясь, что он может от выстрела развалиться. Мы все были расписаны по боевым постам в качестве дублёров. В течении месячного пребывания на нём мы должны были оморячиться. Был запланирован выход в море, наверное, последний в его жизни, и он вышел в море на 10 суток, где десантными кораблями нас выбрасывали на берег для массовых съёмок художественного фильма «Гибель эскадры». Крейсер серьёзен и красив на рейде, и когда на него смотришь с берега. Совсем по-другому воспринимается вся эта красота, когда ты внутри. Это не белый теплоход, с которого пассажиры любуются панорамой местности, держась за леера или развалившись в шезлонге с бокалом в руке. На крейсере все начинается с сигнала «Боевая тревога» и команды «По местам стоять, с бочек сниматься». Корабль готовится к бою, все разбегаются по боевым постам, задраиваются все иллюминаторы и водонепроницаемые переборки, прекращается всякое передвижение внутри. И когда ты услышишь команду «От мест по боевой тревоге отойти, разрешён выход на верхнюю палубу (если позволяет волнение моря)» и ты окажешься на ней, то кроме волн ты ничего не увидишь до момента, когда крейсер встанет на бочки.
Осеннее море продемонстрировало нам, что значит для него эта двухсотметровая железка. Подняв нос до верхней точки, насколько хватает силы, оно вдруг отпускает, какое-то мгновение нос неподвижен. И вот он пошёл вниз, стараясь приблизиться к ускорению свободного падения, приводя всех, кто находится внутри, в состояние невесомости. Вот он начал зарываться в волны, задрожал, ударился о воду, начиная гасить свою инерцию. Все внутренности уже здесь, недалеко, уже выступил на лбу пот, уже пора остановиться, а нос всё движется и движется и вот, наконец, замирает и начинается движение вверх. Слышно, как кто-то уже блеванул. Всё вокруг тебя становится безразличным, ты уже не живёшь, а существуешь. Одно желание, не опозориться, а раскачивание продолжается, и никуда от него не спрячешься. И только когда море прекращает свои испытания, к тебе возвращается жизнь. Пройдёт время, и снова захочется испытать себя на этих качелях. Интересно, а что было бы с тобой, если бы ты в это время оказался не на крейсере, а на ПЛ? Ведь она круглая, как огурец, какая на ней качка, и почему она не крутится вокруг своей оси? Странный народ моряки. Здесь, на крейсере я впервые увидел слёзы моряка, которого я дублировал в шпилевом отделении, и который не замечал и не стыдился их в порыве откровения постороннему человеку. За 4 года службы он видел Севастополь один раз при первом увольнении. За опоздание на катер он был лишён увольнения до конца службы и видел город исключительно с рейда, с верхней палубы крейсера.