Глава 25
Ксандер
Наблюдение за тем, как Иден отходит от машины, было не менее мучительно, чем весь последний месяц. Но, как я уже сказал ей, что-то в сегодняшнем задании ощущалось... не так. Я не уверен, связано ли это с ее признанием в отеле о Барри Доноване или нет, но тревожился больше, чем обычно.
И для протокола: Барри действительно заслужил то, что получил. Это была карма в ее лучшем проявлении, завернутая в красивую маленькую упаковку, которой являлась Иден Скарзи. Я надеялся, что он гниет в аду после того, что сотворил со всеми этими детьми.
Вытащив телефон, я набрал номер единственного человека, который, как я знал, сможет отвлечь меня, хотя бы ненадолго. Мама.
Она ответила после третьего гудка, и ее голос дрожал, как и всегда в последнее время.
— Привет, мам.
— Как ты сегодня? — спросила она, убавив громкость на телевизоре.
— Я в порядке. Иден, гм, отправилась по делам одна, и я беспокоюсь.
— О чем ты беспокоишься?
— Не знаю, — сказал я, проводя рукой по лицу. — О ней.
— О, детка. Я уверена, что с ней все будет в порядке. Она не может попасть в слишком большие неприятности, разыскивая свою маму, верно?
Я сморщился, все еще ощущая себя дерьмом за то, что солгал маме. Но мне пришлось. Туманная история «я помогаю другу» не продержалась слишком долго, и мне нужно было рассказать ей что-то по существу, поэтому я поведал ей о маме Иден и о том, что она наконец-то готова разыскать ее. Мама была не в восторге от моего отсутствия, но, к счастью, это хорошо сочеталось с тем, что информация о нашей пропаже без вести разлетелась по всей стране.
— Верно, — согласился я уныло.
— Ты знаешь, где она, Ксандер? — спросила мама после недолгого молчания.
— Да.
— Тогда иди к ней. Я знаю тебя. Ты будешь сидеть там, в отеле, и изводить себя, пока не удостоверишься, что с ней действительно все в порядке. Избавь себя от печали и иди к ней. В любом случае, ты можешь ей понадобиться.
Это то, что я хотел сделать, но при этом должен был оставаться в машине. Я обещал Иден сидеть в чертовой машине, и если бы пошел за ней, то мог бы сорвать все ее прикрытие. Из-за меня ее могут убить, потому что я не способен усидеть на заднице и дождаться ее, как она того просила.
— Не могу, мама. Она сказала, что хочет сделать все сама. Я должен уважать ее решение.
Мама вздохнула, и я понял, что она щиплет переносицу.
— Я горжусь тобой за это, детка. Но если чувство тревоги станет невыносимым, пожалуйста, отправляйся за ней. Никогда не знаешь, что может произойти.
— Обязательно.
— Ты уже знаешь когда...
— Не знаю, — перебил я, потому что прекрасно понял, каким будет вопрос.
К сожалению, пока что все оставалось по-прежнему.
— Хорошо. Звони, если тебе что-нибудь понадобится. А я пока поставлю кастрюлю с чили и буду ждать Нэнси.
Мой желудок заурчал, несмотря на тревогу, пронизывающую меня. Мы не ели ничего, кроме фастфуда, и мысль о большой миске чили со сметаной, сыром и чипсами из тортильи представлялась мне раем.
— Оставишь мне немного?— спросил я и почувствовал, как она улыбнулась.
— Я приготовлю тебе свежую порцию, когда ты вернешься.
— Звучит как хороший план. Передавай привет Нэнси от меня.
— Передам, детка.
— Я люблю тебя, ма.
— Я тоже тебя люблю, Ксандер.
Закончив разговор с тяжелым вздохом, я бросил телефон в подстаканник и улегся на сиденье, глядя на грозовое небо через лобовое стекло. Когда мы выезжали, оно было солнечным, но сейчас стало каким-то зловещим. Ноющее, ужасное чувство надвигающейся гибели словно навалилось прямо на мои плечи, усиливая тяжесть переживаний. Мама права. Я буду сидеть здесь и переживать, пока не удостоверюсь, что с Иден все в порядке, а убедиться в этом представлялось невозможным, пока я не увижу ее своими глазами. Я не хотела нарушать ее личное пространство и, более того, подвергать риску, но не мог оставаться здесь ни секунды дольше.
Три...
Два...
Один...
Поехали.
Выйдя на гравийную дорожку, я как можно тише закрыл за собой дверцу и выглянул из-за фургона, загораживающего «Гран Туризмо» от посторонних глаз. На многие километры вокруг не было ни души, но из церкви доносились слабые звуки музыки. Осторожными шагами я подобрался к входным дверям, при этом музыка становилась все громче, и взлетел по мощеным ступеням по две за раз, прижимаясь к стене. Я заглянул в окна, но разноцветные витражи, покрытые слоем пыли, не давали никакого представления о том, что находится внутри. Придется рискнуть и просто войти внутрь.
Сделав глубокий вдох, я схватился за латунную ручку и открыл дверь, войдя в церковь с колотящимся в груди сердцем. Через встроенные динамики лилась песня «Аллилуйя», усиливая и без того жуткую атмосферу. Внутри, как и снаружи, не было ни одного человека, а каждая скамья была пыльной, и похоже, ими не пользовались десятилетиями. Ковер бордового цвета, тянущийся вдоль прохода, был испачкан, покрыт разводами и истерт в разных местах. Единственным источником освещения здесь были свечи, скопление которых располагалось на столике у алтаря, освещая статую Иисуса на кресте прямо за ним.
Пройдя вперед, я осмотрелся, задаваясь вопросом, куда мне идти, и, что более важно, где могу найти Иден. Справа у самого входа была еще одна дверь, но я предположил, что она служила еще одним выходом на парковку. Также была еще одна дверь в глубине помещения, и я задумался, не ведет ли она на задний двор или куда-то еще.
Сейчас мы это выясним...
Я продолжил идти к алтарю, двигаясь осторожно, высматривая малейшее движение. Подойдя к нему, я почувствовал, что мне необходимо осенить себя крестом, и, делая это, мысленно помолился о том, чтобы все закончилось хорошо. И тут услышал это. Бах! И последовавший за грохотом протяжный вой. Оба звука донеслись из-за той самой двери, к которой я направлялся.
Бл*ть.
Подбежав к ней, я взялся за ручку и медленно повернул ее. Кровь стучала у меня в ушах. Я просунул голову внутрь, но открывшееся передо мной зрелище заставило меня замереть на месте. Мужчина стоял на коленях на полу, и кровь стекала с одного его колена. Он был весь в поту, а по щекам струились слезы. Иден стояла перед ним, крепко сжимая в руках огнестрельное оружие, ствол которого был направлен на его окровавленную ногу.
— Говори правду, Хозье, или я прострелю тебе второе колено. Зачем ты взорвал ту школу? — прорычала она голосом, который я не узнал.
— Я уже сказал тебе... Это был не я! — проскулил он.
— Это. Был. Ты. Когда ты вошел в школу, с тобой больше никого не было. Так что спрошу тебя снова — зачем ты сделал это?
— Это был не...
В ту секунду, когда она передернула затвор и указала на противоположное колено, он поднял руки в знак капитуляции и крепко зажмурил глаза.
— Ладно, ладно! Моя дочь была изнасилована там, бесчисленное количество раз, одним из ее учителей. Никто ей не верил, а когда она наконец рассказала мне, и я отправился туда, преподаватели тоже не восприняли меня всерьез. Сказали, что учитель — человек Божий. Я обратился к властям, но они ничего не нашли в его доме, что, в свою очередь, выставило меня безумцем, обвинившим его. Так что я разнес этот гадюшник в пух и прах за то, что ему сошло с рук преступление, из-за которого пострадала моя маленькая девочка.