— У тебя унылый вид, – снизошел заметить очевидное Торин. – Проблемы?
— Мама приехала… – тоскливо вздохнул друг, будто это было что-то ужасное.
— Я помню твою мать, – кивнул Торин. – Хорошая женщина… и хорошо готовит.
— Да… она приехала и стала готовить… будто я с голоду умирал. Блинчики, тефтели со спагетти под соусом… пастуший пирог… яичница с беконом, стейк, хлопья с молоком… и что-то еще, не помню, – с тоскливым выражением лица перечислил Фундин.
— … если бы меня кто так кормил утром, днем и вечером, – по хорошему «позавидовал» Торин, качнув головой.
Двалин непередаваемо посмотрел на него.
— Это все было на завтрак.
— Оу, – заценил Оукеншильд.
Это было серьезно.
В этот миг с сиденья машины послышалось раздраженное шипение и мужчины оглянулись. Сквозь прутья пластмассовой переноски тянулась лохматая лапа с выпущенными когтями. Лапа бессильно загребала воздух в сантиметре от бумажного пакета.
— Что там у тебя? – спросил Торин.
— Это еда. Я же «ничего почти не съел», – едко ответил друг, явно процитировав свою мать.
Под заинтригованными взглядами двух полицейских, лапа дотянулась кончиком когтя до пакета и… пакет пал к решетке переноски. Победное «мау-у!!» огласило воздух и уже две лапы, протянувшись сквозь прутья, радостно обхватили пузатый кекс с белой глазурью и подтянули его к решетке. И… ехидные ухмылки расцвели на лицах двух товарищей. Решетка переноски была достаточна, чтобы просунуть в ее просветы лапы, но кекс через них пролазить отказывался напрочь. Все что мог кот, это утробно жаловаться миру, тяня на одной ноте «оу-у-уу!» и пытаться облизать кекс несмотря на решетку.
Веселье мужчин прервала ожившая рация в машине Двалина.
— Фундин, прием! По Прайвет Драйв 15 попытка суицида!
Двалин застонал:
— Опять этот малахольный!
Торин заинтригованно поднял бровь, а Двалин раздраженно снял рацию.
— Прием, вызов принял!
— Фундин, шевели ластами. Там уже «шакалы» кружат! – предупредили по рации.
— Едешь? – спросил Фундин, но Торин покачал головой, подхватывая переноску.
— Нет, спасибо что подбросил, — сказал он, вытаскивая из машины кошачью переноску. Кот внутри разочарованно и шумно вздохнул. Кекс был не до облизан. — У меня отпуск.
— Везет же, — вздохнул Двалин и с места стартанул вдаль.
Служебка Двалина вильнула хвостом и исчезла за поворотом улицы, а Оукеншильд неспешно побрел к своему дому.
Он жил в не ахти каком домишке. Бывает и лучше. Сестра его отказывалась признавать его обиталище хоть сколько-нибудь приемлемым для жилья. Кухня, совмещенная с гостиной и… одновременно спальней. Ванная и санузел были единственными «комнатами», обособленными от прочего пространства. Ах, да… еще коридор мог этим же похвастаться. Зато на заднем дворе дома росли две пальмы, являвшиеся идеальными опорами для гамака.
Идеальное жилье для конченного холостяка.
Зайдя в дом, Торин без почтения вытряхнул из переноски кота, с приглушенным «вяк» приземлившегося попой на пол.
— Добро пожаловать, мистер Бэггинс, – «радушно» приветствовал кота Оукеншильд. – Это мой дом и если вы его загадите, я вас убью.
Кот мрачно посмотрел на мужчину, возмущенно фыркнул и с гордым видом, отвернувшись, пошел исследовать территорию.
— Ню-ню, – сказал Торин и пошел включать телевизор.
По рации сказали, что на той улице, куда рванул Двал были «шакалы». Это значило только одно – телевизионщики настолько затосковали, что были готовы снимать что угодно. На третьем канале он обнаружил искомое.
На острой крыше трехэтажного дома балансировал смутно знакомый рыжий парень, а из окна мансарды торчала лысина Двалина, ярко блестевшая на солнце. Журнашлюшка в прямой эфире что-то вещала, но Торин ее не слушал, наблюдая как боявшийся высоты друг карабкается по черепице вверх.
«Не подходи!» — вопил рыжий парень, психуя на остром изломе крыши. – «Не смей! Я прыгну!! С меня хватит!»
И тут камера телевизионщиков выхватила из толпы у дома знакомое лицо… Торин быстро увеличил звук.
«Молодой человек» — возвестила пожилая дама. – «Я тоже мама и у меня есть сын! Двалин, помаши людям ручкой!»
Двалин на крыше сделал попытку упасть с крыши.
«Мама!!» — прогремел вопль души несчастного Фундина на весь Лос-Анжелес.
Торин злорадно заухмылялся.
«Да, это мой сын!» — продолжила не смотря на этот вопль благородная дама. – «Он очень добрый мальчик, очень отзывчивый и он не женат, девочки! И он любит мои блинчики! Когда умер его отец, он и его брат – это все что у меня осталось. Он мой младшенький…»