Отношение заболеваний к числу населения выражалось в следующих цифрах: от 50 и выше случаев на 1000 населения дала Владимирская губерния. От 35 до 50 — Псковская и Смоленская, от 25 до 35 — Новгородская, Калужская, Орловская и Казанская; от 20 до 25 — Тамбовская, Нижегородская, Костромская, и Вятская губернии. Московская губерния — от 5 до 10 на 1000.
США. Вторая волна пандемии гриппа, начавшаяся 28 августа 1918 г. в Бостоне, была исключительной как по своему широкому размаху, так и по тяжести клинического течения. Только в Массачусетсе «испанка» унесла за 4 месяца жизни 15 тыс. человек плюс неизвестное количество умерших людей, смерть которых ошибочно приписывалась «пневмонии», «энцефалиту», «менингиту» и др. болезням. За несколько дней эпидемия распространилась на все восточное побережье США, но это было только начало разыгрывающейся трагедии.
На третью неделю октября пришелся пик заболеваний в крупнейших городах Америки. Особенно это касалось Нью-Йорка, Нового Орлеана, Сан-Франциско, где смертность составила 28 % от общего количества людей, умерших от испанки в эту пандемию. Вспышки болезни захватили не только Северную Америку, но распространились до малолюдных местностей Аляски и наиболее отдаленных островов Тихого океана. Болезнь поразила огромное количество людей; согласно ретроспективной оценке, было инфицировано не мене 28 % населения США (на 1900 г. составляло 72,2 млн. человек). Течение болезни было исключительно тяжелым.
Установлено, что эпидемия «испанки» унесла жизни 675 тыс. американцев, что соответствует приблизительно 3,1 % смертности от общего числа заболевших. Но это только «средняя величина», в отдельных этнических и возрастных группах смертность была намного выше. Например, по данным Дж. Таубенбергера с соавт. (2006), смертность населения эскимосского поселения Бривиг-Миши достигла 85 %. Показатели смертности от гриппа и пневмонии среди 15–34-летних американцев в 1918 г. были более чем в 20 раз выше, чем в предыдущие годы (Lederberg J., 1997).
Во время боевых действий в Европе погибло 34 тыс. американских военнослужащих, пандемия «испанки» унесла жизни 43 тыс. военнослужащих. Демографический удар по населению США был таким сильным, что привел к снижению средней вероятной продолжительности жизни в стране более чем на 10 лет (Lederberg J., 1997).
Клиническая картина «испанского» гриппа. В пандемию гриппа 1918–1920 гг. врачам часто приходилось наблюдать чрезвычайно быстро наступающее развитие пневмоний, сопровождающихся обширным поражением легких с большим количеством крови в мокроте, протекавших бурно, с явлениями тяжелой общей интоксикации, с быстро нарастающим поражением сердечно-сосудистой системы, резким падением кровяного давления, помрачением сознания и быстро наступающим смертельным исходом.
Если гибель больного не происходила в первые трое суток, то высокая с самого начала болезни температурная кривая в большинстве случаев за этот период времени снижалась, чтобы снова подняться на более или менее продолжительное время, что было связано с развившимися осложнениями или обострением легочного заболевания.
Наиболее резкие и наиболее частые изменения в организме больного относились к органам дыхания — хриплость, носовые кровотечения, назойливый кашель, кровохарканье, иногда очень продолжительное, с выделением сначала кровянистой, а затем гнойной мокроты. Ползучесть, многодольчатость, пестрая картина при исследовании — характерные особенности гриппозной пневмонии 1918–1920 гг.
Обращали на себя внимание и клинические признаки поражения нервной системы: головные боли, гиперестезии, мучительные невралгии, ослабление памяти, бессонница, сменяющаяся сонливостью, бред, а в иных случаях беспокойство и возбуждение, доходящее до буйства.
Со стороны кожи наблюдали herpes, иногда с необычайной локализацией (например, в крестце), фурункулез и, что особенно важно, распространенную розеолезную сыпь, иногда с отдельными петехиями, дававшими повод думать о комбинации инфлюэнцы с сыпным тифом (что не подтверждалось впоследствии). У тяжелых больных наблюдались на крестце довольно глубокие пролежни, которые нельзя было связать ни с продолжительным лежанием больных на спине, ни с нечистоплотностью больных. Пролежни появлялись на 8–12 день болезни и, видимо, обусловливались нервно-трофическими расстройствами.
Выздоровление шло очень медленно, в особенности при легочных осложнениях; при выздоровлении у пациента всегда наблюдалось выраженная слабость. К плохим прогностическим признакам относили резкое беспокойство больного, цианоз, бессознательное состояние или помрачение сознания, возникшие с первых дней болезни. Летальный исход наступал чаще всего на 12-й день болезни (обычно от осложнений со стороны органов дыхания); при молниеносной форме — на 2–3 сутки на фоне поражения сердечно-сосудистой системы и геморрагических явлений.
Эпидемические катастрофы 1918–1922 гг. В России «испанка» была лишь эпизодом на фоне других эпидемических катастроф.
В начале 1918 г. появились сообщения о вспышках чумы в Киргизских степях — чума дала о себе знать в 12 урочищах, расположенных на расстоянии 20–30 верст друг от друга вдоль побережья Каспийского моря (между Астраханью и Гурьевом). Из заболевших 1/5 часть страдала бубонной чумой, 4/5 — легочной. В период с 1920 г. по 1922 г. вспышки чумы наблюдались в Забайкалье и в разных местностях, прилегающих к границам России. Наиболее крупная из них была отмечена в Манчжурии, где легочная чума вырвала около 4,3 тыс. жертв и оттуда была занесена в Дальне-Восточную республику, погубив более 600 человек во Владивостоке и Уссурийске (более подробно см. в нашей книге — Супотницкий М.В., Супотницкая Н.С., 2006).
В 1918 г. радикально изменилась ситуация по холере. Вспышки болезни зафиксированы в 40 российских губерниях, в Средней Азии, на Кавказе и Сибири (до Якутска). Холера не прекращалась и в 1919 г., и в 1920 г. даже зимой. Но размах холерной эпидемии 1921 г. был настолько большим, что ее выделили в отдельную эпидемию, сопоставимую по потерям среди населения с наиболее крупными холерными эпидемиями прошлого. Смертность от холеры среди населения составила 55 %. В некоторых населенных пунктах она достигала 80 и даже 100 % (Блох И.С., 1922).
В период 1918–1922 гг. Россия пережила невиданную в мировой истории эпидемию сыпного и возвратного тифов. Большие и узловые станции железных дорог были забиты трупами людей, умерших от тифа. На некоторых станциях залежи трупов достигли огромных размеров, города не успевали открывать тифозные больницы. От «сыпняка» погибла армия адмирала А.В. Колчака. Обычно за сыпным тифом (смертность до 18 %) следовал возвратный (смертность до 3 %); тех, кто переживал паразитарные тифы, «прореживали» холера и голод (Барыкин В.А., Добрейцер И.А… 1932).
В 1921 г. малярия «вышла» далеко за пределы своего обычного распространения, она охватила всю страну и продвинулась даже в ее северные районы. Тяжелые формы тропической малярии, наблюдавшиеся до войны только в предгорьях Кавказа, в Поволжье и в Средней Азии, распространились по всей республике — малярия приняла характер жесточайшего народного бедствия. Ее отличала необычайная смертность — за 1921 г. 11,3 % от числа заболевших первично, но в некоторых группах населения смертность доходила до 80 % (Добрейцер И.А., 1922; Жодзишский Б.Я., 1923).
Не всегда эти эпидемические события поддаются объяснению трудностями Гражданской войны. Так, чума может проникнуть в населенные пункты только после активизации ее природных очагов, на что человек влиять не может. Активизация таких очагов происходила в те годы на огромных территориях России и прилегающих к ней стран. Малярия обычно поддерживается в регионах, где зимняя изотерма не опускается ниже 16 градусов Со. По этой причине появление крупных очагов малярии в северных районах России в 1921 г., а также в высокогорных районах, где раньше ее никогда не было, может быть связано с серьезными климатическими изменениями, произошедшими гораздо раньше, но никак не с «заносом» ее войсками, прибывшими с «турецкого фронта» (как тогда считали). Распространение паразитарных тифов в эти годы было отмечено не только в России и в перенесших войну Европейских странах, но и в Латинской Америке. Для холеры того времени отмечали отсутствие связи ее появления с движениями людских потоков. Например, холеры не было в Красноярске, расположенном на перегруженной холерными больными Транссибирской магистрали, в Средней Азии ею, как правило, болели только местные жители. Необъясненным осталось повсеместное присутствие холерного вибриона в источниках питьевой воды даже в северных безлюдных районах Сибири. Например, в реке Иртыш в пределах Тобольска, в реке Туре в пределах Тюмени, в реках Ишиме, Карасуни и Мергени в пределах города Ишима Тюменской области и в воде рек и колодцев более умеренных широт (Грацианов А.А., 1922; 1923).