Бегло все осмотрев, востроглазый небрежным жестом указал на дверь. «Бляха-муха», — мелькнуло под черепом. Местный хренов особист. «Штандартенфюрер Штирлиц, он истинный ариец», — как пел довольно давно теперь уже почти забытый шансонье 90-х месье Укупник.
В кунге было довольно светло, но все же мрачнее, чем снаружи, и несколько секунд я бегал взглядом, пытаясь отыскать будущего собеседника, иначе зачем меня сюда загнали…
За столом зашевелилась фигура в камуфлированной безрукавке, оказавшаяся брюнетом.
Брюнет пару секунд помолчал, очевидно, ожидая моей реакции, и холодными, но женским голосом произнес:
— Здравствуй, соотечественник!
От неожиданности меня внутри пробил нервный смешок: «Бабушка, а наш Мурзик на самом деле Мурзилка».
— Здорово, землячка, — ответил я ей в тон. Одновременно подумав, что местная кавалерист-девица в Штатах живет достаточно давно, как бы не с юности, иначе бы не использовала в дословном переводе на русский слово «компатриот», употребляемое не только в английском, но в ряде других языков.
Маститые авторы еще более маститых пособий по литературному творчеству рекомендуют начинающим писателям периодически делать неожиданные повороты и отступления в своем повествовании, дабы его плавный и размеренный ход не утомлял и уж тем более не усыплял читателей.
Как начинающий автор я, пожалуй, последую их настоятельной рекомендации.
Прочитав свой первый сказ, я невольно вспомнил детство и юность золотые, когда я, как удав, заглатывал подобные произведения этого жанра тогдашней советской литературы.
Знаменитые серии «ВП», то есть «Военные приключения», и еще более знаменитая, а, значит, и очень дефицитная в те времена «рамка». Все они будоражили и занимали мою неокрепшую душу.
Так вот, в этих сериях произведений подобного жанра их авторы сочиняли повествования от имени героев, погребенных мощным внешним или внутренним взрывом в бункере или оказавшихся в полузатопленном отсеке лежащей на морском дне подводной лодки. Насчет подводной лодки, кстати, могу порекомендовать прямо сейчас посмотреть художественный фильм «Добровольцы» производства, кажется, 1958 года. Там эта сцена письменного творчества живописуется очень подробно.
Затем, как правило спустя два-три десятилетия в ходе крупномасштабных строительных работ при рытье котлована или прокладки траншеи для труб, ковш экскаватора или нож бульдозера натыкается вдруг на непонятный железобетонный монолит. После чего начинаются раскопки, в ходе которых расчищается заваленный вход и перед потрясенной строительной общественностью, вкупе с представителями правоохранительных органов и вооруженных сил, открывается зал. В нем кресло со скелетом, пухлая рукопись военно-приключенческого содержания, которую погребенный заживо накрапал, маясь от избытка свободного времени и в назидание, так сказать, потомству.
Аналогичным образом в море, спустя много десятилетий после войны, мирные рыбаки постоянно рвут в определенном месте сети о некий большой подводный предмет. Наконец, это им надоедает, и они вызывают водолазов. Дальше возможны варианты. Подводную лодку, погибшую во время выполнения особого задания, либо подымают на поверхность, либо внутрь её проникают аквалангисты и обнаруживают некую герметичную тару, при вскрытии которой находят рукопись, написанную одним из уцелевших после катастрофы участников тех тайных и драматических событий, с подробным описанием.
Затем эти драматическим образом созданные и столь же драматически найденные повествования вместо того, чтобы оказаться на полках секретных архивов, попадают каким-то образом в руках маститых советских авторов приключенческого жанра, которые их, литературно обработав, представляют затем на суд широкой публики.
В детстве и юности я проглатывал эти «шикарные легенды» без особых возражений. Но по мере взросления и углубления в дебри военной истории меня при чтении подобных вводных сюжетов начали «тревожить смутные сомнения». Наконец, я понял, что причина очень проста. Как говорил В.И. Ленин в подобных случаях: «Страшно далеки они от народа». Я бы тут добавил, что, скорее всего далеки от тех реалий, на фоне которых пытались развертывать военно-приключенческую интригу.
Сидя в уютной писательской усадьбе в подмосковной деревне Переделкино или в комфортабельной квартире московской многоэтажки, многие «мастера» советского детективного жанра очень смутно представляли себе устройство и функционирование того же бункера и подводной лодки.
Поэтому, по их мнению, находиться в засыпанном бункере или в полузатопленном отсеке подводной лодки то же самое, как если бы в их усадьбе или квартире сломался дверной замок и они на какое-то время оказались запертыми в своем жилище. Но при этом туда исправно продолжают поступать электричество, действовать водопровод и канализация.
В таких условиях, конечно, можно накропать толстую кипу листов, описав в ней свои приключения, которые, в конечном счете, и привели героя в ту задницу, пардон, бункер и т. д., где его отчего-то вдруг начинали одолевать муки литературного творчества.
Поскольку я по своему богатому жизненному опыту немножко знаю устройство бункера и подводной лодки, то могу очень ответственно сообщить, что даже простое нахождение в них, без особого экстрима, совершенно не способствует литературному творчеству.
Ну, а если бункер засыпан, то электричество в нем исчезает либо сразу, либо, в лучшем случае, через пару суток. А в темноте особенно не попишешь. Что касается отсека в легшей навечно на морское дно подводной лодки, то там даже при наличии аварийного освещения темнота наступит самое большее через несколько часов.
Я уже не говорю о душевном состоянии героя в условиях полной безысходности, что также не способствует излиянию своих жизненных впечатлений в письменном виде.
Поэтому спешу успокоить тебя, мой любезный читатель. Данные строки в приключениях обычного человека в необычных обстоятельствах выводятся моим пером не в засыпанном бункере, не в затопленной подводной лодке и даже не в тюремной камере, а в обычной квартире.
— Здравствуй, соотечественник, — женским компьютерным голосом произнесла камуфлированная фигура.
— Здорово, землячка, — в тон ей ответствовал я.
Очевидно «безрукавка-камуфляж» ожидала несколько другой реакции. Наступила натянутая пауза. Я со спокойным любопытством ждал продолжения.
Впрочем, брюнетка быстро нашла выход. Она начала вдумчиво перелистывать мой паспорт, блокнот и другие бумаги. Затем раскрыла ноутбук и зашуршала клавиатурой.
Мое молчание и рассеянное разглядывание пола, стен и потолка выглядели все более и более иронически. И кавалерист-девица наконец не выдержала:
— Интересный вы тип, Владимир Константинович Олонтаев.
— Каждый человек чем-то по-своему интересен, — флегматично ответствовал я. — Кстати, почтенная, вы не могли бы назвать свое благородное имя. Мне его тоже интересно узнать
Фигура, ненадолго задумавшись, произнесла:
— Наталья Раскин.
В этот момент расслабленность сыграла со мной неприятную шутку. Услышав её имя, я машинально вполголоса произнес: «Наташа — три рубля и наша».
Спустя мгновение я с удивлением обнаружил некоторое изменение в окружающей обстановке. Вместо стула я сидел на полу и потирал горевшую от удара левую щеку. Тут память с некоторой задержкой преподнесла мне треск полученной оплеухи, и я с удивлением понял, что легким движением руки милая дама за долю секунды перенесла меня со стула на пол. Было даже не больно, а обидно. Меня с ростом метр восемьдесят семь и весом в 93 кг какая-то девка смахнула со стула, будто бумажку веником.