24 апреля 1966 года в израильской газете «Маарив» были опубликованы слова одного из бывших командиров Хаганы депутата кнессета Хаима Ландау: «Это факт, что в 1942 году Еврейское агентство знало об уничтожении… Правда заключается в том, что они не только молчали об этом, но и заставляли молчать тех, кто знал об этом тоже».
Он вспоминал, как один из руководящих сионистских деятелей, Ицхак Гринбаум, признался ему: «Когда меня спросили, дашь ли ты деньги на спасение евреев в странах изгнания, я сказал «нет!»… Я считаю, что нужно противостоять этой волне, она может захлестнуть нас и отодвинуть нашу сионистскую деятельность на второй план».
Когда Вейцману предложили выкупить евреев, находящихся в немецких концлагерях, он цинично ответил: «Все эти евреи не стоят одной палестинской коровы».
«Один из руководителей Хаганы Ф. Полкес, — сообщает тот же Дадиани, — в феврале-марте 1937 г. вступил в контакт с офицерами гестапо и нацистской разведки, находясь по их приглашению в Берлине… Полкес, передав нацистским эмиссарам ряд интересовавших их важных сведений… сделал несколько важных заявлений. «Национальные еврейские круги, — подчеркнул он, — выразили большую радость по поводу радикальной политики в отношении евреев, так как в результате ее еврейское население Палестины настолько возросло, что в обозримом будущем можно будет рассчитывать на то, что евреи, а не арабы станут большинством в Палестине».
И действительно: в 1933–1937 гг. еврейское население Палестины увеличилось более чем в два раза, достигнув почти 400 тысяч человек. Впрочем, то, о чем пишет Ханна Аренд, — секрет Полишинеля. Голоса многих честных евреев звучат весьма нелицеприятно на фоне общей картины Холокоста, сформулированной лидерами сионизма. Некий Давид Сойфер сообщает, что в 1930-х годах «сионистские организации передали Гитлеру 126 миллионов долларов», то есть, согласно нынешней покупательной способности доллара, намного более миллиарда, чтобы осуществить уникальную историческую возможность реализации сионистских планов».
Именно жертвы Холокоста подтолкнули большинство членов ООН проголосовать за образование нового еврейского государства. Руководители Израиля успешно сформировали беспримерное чувство «вины» (именно так определяют это сионисты) целого мира (кроме России, разумеется, которая спасла мир от коричневой чумы) и потребовали немалые репарации, которые Германия выплачивает до сих пор. Что сказать, евреям жить в этой мрачной истории своей несчастной Родины. Для нас, гоев, вывод может быть только один: каждый еврейский погром — победа тех темных сил, которые своими корнями уходят в глубины сатанинские.
Венцеслав КРЫЖ, ФОРУМ мск
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ФОТОРЕПОРТЕР
Исполнилось 70 лет специальному тассовскому фотокорреспонденту Владимиру Мусаэльяну. Он известен как личный фотограф Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева.
Он скромен, интеллигентен и всегда спокоен. Несуетлив. Есть такое понятие, крайне редко применяемое к человеку, — «порода». Им в газетной хронике обычно награждаются светские персонажи, зачастую представители королевских семей. Так вот, эта характерная внешняя мусаэльяновская неторопливость — знак такой королевской породы. Подобно выдержанному вину с годами он приобрел «букет» мудрости, уверенности в себе и одновременно раскованности.
С таким собеседником легко. Он не раскидывает по новомодной «звездной» привычке «пальцы веером» и не бубнит себе под нос старческое: «Да, были времена, когда мы с Леонидом Ильичом…»
Мусаэльян с юмором и теплом вспоминает эпизоды той, «брежневской», жизни. Внутри его рассказов возникают детали, совсем не совпадающие со сложившимся за последние 20 лет стереотипным образом генсека.
Вот некоторые из них — от первого лица.
— Легенды о «партийных попойках» на правительственных дачах уже пережили большинство их участников. Действительно, обычно после длительных поездок или просто пребывая в хорошем настроении, Леонид Ильич предлагал друзьям и товарищам «расслабиться», скажем, на даче. И там все могли пить, сколько хотели и могли. Но сам Брежнев пил совсем немного, обычно принимая на себя роль тамады и произнося остроумные спичи. Пьяным Брежнева я не видел ни разу за все 14 лет пребывания в «круге первом».
— Вообще Брежнев любил проводить время за городом и не любил помпезных апартаментов. Кроме «Завидово», ему нравилась небольшая дача в Заречье (правительственная дача «Заречье-6». — «Известия»). Там была очень скромная обстановка и совсем маленький, но уютный кабинет для работы. Однажды Леониду Ильичу предложили съездить посмотреть на строительство санатория ЦК «Южный», в котором — по проекту — были заложены огромные «люксовые» трехкомнатные номера. Увидев царские по масштабам и отделке апартаменты, он спросил: «А кто здесь будет жить?» Сопровождающие ответили: «Ну, вот к нам прилетают из других стран товарищи по партии…» Брежнев искренне удивился: «Но зачем им такие большие номера? В них одиноко и неудобно…»
— К зарубежным автомобилям Брежнев питал особенную слабость. Сам прекрасно водил машину. Но только на отдыхе и в отпуске — на «государеву службу» ездил только на отечественном «ЗИЛе». Зная это, руководители западных стран обычно долго подарков не искали — дарили автомобили. В гараже особого назначения их скопилось около полусотни. Но любимым был когда-то подаренный англичанами «Роллс-Ройс». Так вот, самые «долгие» перекрытия Ленинградского шоссе как раз и случались, когда за рулем был не профессиональный водитель, а сам Генеральный секретарь.
— Главный урок по части фотографического имиджа Леонид Ильич получил в 1971 году, когда готовился визит во Францию. Французская сторона попросила прислать фотографии «посвободнее», менее официальные, чем печатались в советских газетах и журналах. Рассматривая «неформальные съемки», генсек тогда отобрал 8 снимков, среди которых ему очень понравился сделанный во время прогулки на катере. Давая добро на отправку, сам себя оценил: «Здесь я прямо, как Ален Делон». Фотография тогда стала хитом французских СМИ — мир впервые увидел «другого» Брежнева. Впоследствии один из снимков из той фотосессии Леонид Ильич попросил повесить в своем рабочем кабинете.
Мусаэльян шутит: «Так давно это было, что сейчас уже и вспомнить не могу. Может, к следующему юбилею…» Хотя и не отрицает, что за легендами об увлечении Генсеком прекрасной половиной человечества «кое-что есть». Человек был темпераментный и увлекающийся — особенно в молодые годы…
В годы перестройки архивы Владимира Мусаэльяна — а ему принадлежат права на все неофициальные снимки (в советские времена это называлось НДП — не для печати) — неоднократно пытались купить. Предлагали очень хорошие деньги. Американцы даже предприняли сложную комбинацию — предложили обменять архив на сложную операцию на сердце, которую нынешнему юбиляру требовалось сделать в 90-е годы прошлого века.
— В западных и наших СМИ тогда вовсю шла критика эпохи застоя, — говорит Мусаэльян. — И все хотели печатать снимки недужного Генсека, чтобы показать, кто привел страну на «край пропасти». Но меня не устраивала такая трактовка. Любая власть изнашивает человека. А огромная, безграничная изнашивает смертельно. Брежнев занял свой пост осенью 1964-го. И хотя его личным фотографом я стал позже, я, молодой тогда человек, часто не успевал за ним, за его темпом жизни и работы. Я был вечно полуголодным и обычно не имел даже возможности нормально перекусывать в поездках, потому что Брежнев вечно куда-то торопился и обедал не более десяти минут. Он мотался по стране и миру, иногда месяцами не вылезая из самолета. Встречался с сотнями «больших» и «маленьких» людей. Тогда его все волновало и интересовало. И только после 1976-го года, когда он перенес клиническую смерть, появился другой образ — немощного человека, читающего с причмокиванием текст по бумажке. Чувствуя, что потерял прежнюю форму, в 1978-м он начал просить об отставке. Собравшиеся соратники по партии, не сговариваясь и перебивая друг друга, убеждали: «Дорогой Леонид Ильич! Вы — наше знамя! Страна без вас не сможет. Вам просто нужно побольше отдыхать, а мы будем работать с удвоенной энергией…»