Понятно, что эксперт не ответил на вопрос Найденова, но он признал другое, не менее важное: имитация подрыва – это тот же взрыв, только малой мощности, чтобы не повредить объекту имитации покушения.
Найденов: «Вы рассчитывали массу заряда от места взрыва до автомашины ВАЗ?»
Сапожников с готовностью: «Да. Это пять-десять метров».
Найденов: «Мы можем Вам предъявить протокол описания места происшествия. Укажите конкретно, где это написано, я шестой год не могу найти».
Эксперт занервничал, запереминался у трибуны, стал заикаться сильнее: «В-в-все эт-то есть в у-уголовном деле».
Найденов смотрит на него испытующе: «А может, все-таки это Ваше предположение?».
Сапожников нервно замотал головой: «Н-нет».
Найденов: «Вербицкий говорил, что взрыв от его автомашины произошёл на расстоянии трех-пяти метров. На этом расстоянии какова была бы масса бризантного взрывчатого вещества?».
Сапожников вызывающе: «Можете подсчитать, формулы простые».
Найденов не обижается, да у подсудимых и нет такого права – обижаться, он двигается дальше: «Говоря о летальном исходе и баротравмах с тяжелыми последствиями, Вы исходили из расчета, что было подорвано от 3,5 до 11 килограммов тротила?».
Сапожников сквозь зубы: «Да».
Найденов: «Вы БМВ осматривали?».
Эксперт от неожиданности замялся: «Нет».
Найденов: «На месте происшествия были?»
Эксперт бурчит: «Нет».
Судья понимает, что допрос эксперта трещит по швам и торопливо перебивает Найдёнова: «Уважаемые присяжные заседатели, эксперт проводил экспертизу. Он отвечал только на те вопросы, которые были ему поставлены».
Адвокат Чепурная, защитник Ивана Миронова, подводит черту под только что высказанным экспертом: «Уточните: в основу Вашей экспертизы были положены лишь материалы предварительного следствия?».
Сапожников, весь бледный от напряжения кивает: «Да».
Чепурная: «Вам достаточно было этих материалов для полного и однозначного вывода?».
Эксперт мнется, понимая, что речь идет об отсутствии в его экспертизе анализа важнейшего вещественного доказательства – автомашины БМВ Чубайса. Пытается вывернуться: «Эксперт пользуется только теми материалами, которые ему предоставлены. Мне хватало информации».
Чепурная: «Тогда почему в Вашем заключении так много вероятностных и предположительных выводов?».
Сапожников выкручивается как может, уже не обращая внимания на то, что противоречит сам себе: «Если не хватает информации для категорического вывода, тогда делается вероятностный вывод».
Чепурная: «Тогда почему Вы говорите, что Вам хватало информации?»
Судья спешит на выручку эксперту: «Уважаемые присяжные заседатели, прошу вас оставить без внимания высказывания адвоката Чепурной относительно компетентности эксперта. Данный вопрос подлежит исследованию без вашего участия. В некоторых ситуациях эксперты могут давать только вероятностные ответы».
Вот тебе и наука, вот тебе и точность с объективностью в одном флаконе. «Вероятностные ответы» экспертизы - они ведь из цикла: «может, было, а может, и нет». Наш эксперт Сапожников мало того, что провел виртуальную экспертизу виртуального происшествия – по бумажкам и описаниям следователей, а сам не удосужился ни место происшествия осмотреть, чтобы удостовериться, что, где и как взорвалось, ни автомашины БМВ и Мицубиси оглядеть, чтобы убедиться в направленности взрыва. Все расчеты им делались по машине ВАЗ, протокол описания которой потом был предусмотрительно изъят из материалов дела. Расчеты велись по тому, чего в деле нет! Когда взрываются шахидки в московском метро, эксперты-взрывотехники мчатся на место взрыва наперегонки со скорой помощью и пожарными. Но почему-то в этот раз, в этом странном покушении на Чубайса, криминалисты сидели и ждали, когда им доставят те материалы, которые захотели доставить. У них даже фотографии броневика Чубайса, по словам самого Чубайса, не подлежащего восстановлению, не значатся в материалах, на которых основывалась взрыво-техническая экспертиза по делу о покушении на Чубайса! Впрочем, может быть, именно в этом и заключалась та помощь следствию, о которой в день покушения в своих интервью во всеуслышание говорил Чубайс, - в умелом и кропотливом направлении следствия и следователей, экспертов и дознавателей в нужное главному электрику русло.
Тридцать три заседания суда по делу о покушении на Чубайса минуло, а внимательно следящим за этим процессом нам, журналистам, аналитикам, да и просто зрителям в судебном зале непонятно было, почему за полгода тянущегося суда до сих пор не предъявлено никаких вещественных доказательств причастности Ивана Миронова к так называемому покушению на Чубайса. Остальным фигурантам этого дела хоть что-нибудь да поставили в вину: Владимиру Квачкову - «план боевых действий» - несколько кривулек шариковой ручкой неизвестно кем нацарапанных и непонятно что отображающих на кассовом чеке автозаправочной станции и в довесок к чеку хлопчатобумажную перчатку, надушенную гексогеном, которого не обнаружили, правда, в составе взрывчатых веществ, использованных подрывниками на Митькинском шоссе; Роберту Яшину – матерчатый ремень с карабином для подвески оружия и две бутылки из-под водки с отпечатками его пальцев; Александру Найденову – «Справочник электрика» и географические карты… Что же вменялось Ивану Миронову – до сего момента оставалось загадкой. И вот настал час, когда обвинение выложило все свои козыри, подтверждающие, по их убеждению, причастность Ивана Миронова к покушению на Чубайса.
Подсудимый Миронов пытался убедить судью, что все эти явленные обвинением доказательства являются недопустимыми, так как добыты с вопиющим нарушением уголовно-процессуального закона.
- С самого начала, - старался объяснить суду Миронов, - объявление меня в розыск является незаконным, поскольку в один и тот же день, а может статься даже, что в один и тот же час! следователь Генеральной прокуратуры Ущаповский подмахнул разом сразу три документа: постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого, постановление об объявлении мне подписки о невыезде и постановление об объявлении меня в федеральный розыск! И ни об одном из этих документов до самого моего ареста я знать не знал!..
Получается, человек сном-духом не ведает, что обвиняется в преступлении, ему об этом никто ничего не сообщил, выписывается ему подписка о невыезде, о которой он так же представления не имеет, и его, как нарушившего подписку, объявляют в розыск, а розыскав, разумеется, арестовывают как скрывающегося от уголовного преследования!..
Судья на возражения Ивана Миронова с его адвокатом Ириной Чепурной и ухом не повела. Оно и понятно, если отменить практику таких вот одномоментно рождаемых документов, то как преступников ловить? Они же все начнут являться в прокуратуру и требовать от нее разобраться в их невиновности. И только если втихушку объявить человека подозреваемым, тишком состряпать на него подписку о невыезде да в розыск на него подать, чтобы потом у родного дома подкараулить ничего не подозревающего законопослушного гражданина и цап! – под арест, как скрывавшегося от органов следствия – сколько материала для отчёта о боевой и бурной следственной активности! Ночей не спят, преступников ловят. А в тюрьме поди, поищи доказательств своей невиновности. Там тебе какое угодно дело и скроят, и пошьют, и как костюмчик по размеру подгонят!..
Так что от возражений подсудимого с адвокатом судья отмахнулась, привычно не поморщившись даже. Процесс пошел. Для начала прокурор огласил протокол задержания и личного обыска подсудимого Ивана Миронова. Голос прокурора наполняла обличающая патетика: «При личном обыске у Миронова изъят травматический пистолет «Оса», лицензия на приобретение и хранение оружия самообороны - травматический пистолет «Оса», мобильный телефон «Нокия» с рукописной надписью «мама», мобильный телефон серого цвета с неразборчивой рукописной надписью, удостоверение помощника депутата Государственной Думы Глазьева С.Ю., доверенность на управление транспортным средством на имя Миронова И.Б., удостоверение члена общественного Совета ГИБДД РФ на имя Миронова, свидетельство на управление транспортным средством на имя Миронова И.Б., связка из трех ключей, связка из двух ключей».