Выбрать главу

В самом начале судебного заседания подсудимый Миронов решил воспользоваться тем же правом, что использовал адвокат Чубайса Шугаев на прошлом заседании. Тогда Шугаев получил от судьи Пантелеевой разрешение приобщить к материалам уголовного дела брошюру В.В. Квачкова «Главная спецоперация ещё впереди» 2009 года издания, чтобы извлечь из этого сочинения потом для присяжных заседателей обильные цитаты - высказывания автора о Чубайсе и о нашей жизни в целом. И коль стороне обвинения разрешили это сделать, то и Миронов посчитал необходимым ознакомить присяжных заседателей со своими трудами.

Миронов выложил на стол три симпатичных книги в твердых переплетах: «Прошу приобщить к материалам уголовного дела мои книги «Роковая сделка. Как продавали Аляску», издательство «Алгоритм», 2007 год, «Замурованные. Хроники кремлевского централа», издательство «Вагриус», 2009 год и только что вышедшую в издательстве «Алгоритм» книгу «Аукцион «Россия». Две из названных книг, а именно: «Роковая сделка. Как продавали Аляску» и «Аукцион «Россия» - являются свидетельством, неопровержимым доказательством того, что в тот период, когда, по утверждению следствия, я якобы готовил покушение на Чубайса, на самом деле я целыми днями просиживал в библиотеках, рылся в архивах, по крупицам собирая и выверяя документы о причинах продажи Аляски Соединенным Штатам, писал диссертацию и обширную монографию одновременно с написанием исторической книги на эту тему. Данные книги отражают мои действительные общественно-политические взгляды и опровергают то моё мировоззрение, что бездоказательно и безосновательно приписывает мне прокуратура».

В ответ на столь неожиданное ходатайство председательское судейское место молчало минут пять. Может быть, судья Пантелеева впервые в жизни увидела столь большое количество книг, принадлежавших одному автору? На лице ее одновременно отразились и тоска, и изумление. Изумление – это ж надо столько написать! А тоска из-за того, что все это, не дай Бог, придется читать! Последняя мысль была просто нестерпима, и судья непрокашлявшимся дискантом проскрипела: «Сейчас обсудим».

Сторона защиты дружно поддержала ходатайство Миронова, подчеркнув, что книги означенного автора, как и брошюра Квачкова, изданы много позже события на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года, получившего название покушение на Чубайса, но это же не помешало судье посчитать мысли подсудимого Квачкова, изложенные в ней, актуальными для ранних этапов его деятельности. И нет оснований, удовлетворив подобное ходатайство стороны обвинения, отказывать точно в такой же просьбе защите. Мысли Ивана Миронова, как и мысли Владимира Квачкова, одинаково облечены в письменную форму, имеют такое же равное отношение к раннему периоду жизни подсудимого, который изучается в суде.

Судья вздохнула, как вздыхает человек, с детства не любящий читать, но регулярно принуждаемый к тому карьерными соображениями. Решение ее было предсказуемо: увеличивать уголовное дело на три тома сочинений Ивана Миронова судья не собиралась. Но чтобы обосновать свое решение, судья Пантелеева предоставила слово прокурору.

Прокурор Каверин хоть и носит звучную писательскую фамилию, не стал оправдывать ее ни интересом к литературе, ни интересом к истории. Он не собирался искать аргументы, способные убедить судью в необходимости отказать Миронову в приобщении его книг к делу. Прецедент с брошюрой Квачкова? Сущие пустяки, господа! Государственный обвинитель давно привык: судья примет все, что прокурор скажет, поэтому можно говорить что угодно. И прокурор брякнул: «Я этих книг не читал. Но не вижу оснований для удовлетворения ходатайства подсудимого Миронова, поскольку содержание данных книг никак не относится к настоящему делу. Насколько мне известно из школьного курса истории, к продаже Аляски потерпевший Чубайс никакого отношения не имеет. О том, что эти книги написаны в то время, когда готовилось покушение, никаких доказательств нет. Впрочем, даже если Миронов и писал тогда эти книги, его научная деятельность не мешала ему регулярно посещать поселок Жаворонки, вблизи которого находится дача Квачкова».

Знакомые с законами элементарной логики люди в судебном зале заблудились в первых же двух предложениях прокурорского спича. Если прокурор не читал книги Ивана Миронова, а он, по его заявлению, их не читал, тогда откуда он знает, что их содержание не относится к данному уголовному делу, о чём он тут же, после признания в незнании книг и заявил убеждённо? При этом прокурор уверен и внушительно вещает на суде, что регулярное посещение дачи Квачкова и поселка Жаворонки, некстати прерываемое научно-исследовательской работой, является прямым доказательством причастности писателя и историка Миронова к покушению на Чубайса. Ну и, конечно же, вершина прокурорской мысли: Аляску продал не Чубайс! Логично, здраво, объективно: её успели продать до появления Чубайса, то действительно немногое, что продали без него.

Пока слушатели переваривали непереваримые плоды прокурорской логики, судья, даже не надкусившая их в благоразумных целях сбережения рассудка, объявила: «В удовлетворении ходатайства подсудимому Миронову отказать. Данные книги не относятся к рассматриваемому периоду, они изданы в 2007, 2009 и 2010 годах».

Вот так! Несвоевременные мысли Квачкова, свидетельствующие о неприязни его к Чубайсу, приобщать к делу по требованию обвинения можно и нужно, а несвоевременные мысли Миронова, об этом не свидетельствующие, - нельзя! Почему? Потому что для защиты на этой судебной уголовно-процессуальной трассе вечный «красный» судьи.

Впрочем, стороне защиты некогда было переживать очередную несправедливость судьи - ожидалось оглашение детализации телефонных переговоров подсудимых - последний козырь обвинения, призванный доказать, что подсудимые с ноября 2004 года готовили-таки покушение и потому регулярно перезванивались между собой.

Сам факт постоянного созвона большой компании друг с другом – вещь нередкая, и только прокурорско-следственные органы считают, что когда люди перезваниваются между собой – это основание подозревать в них организованную преступную группировку, ни больше, ни меньше. Так врач-гастроэнтеролог видит в солено-копченой пище не изысканные продукты питания, а один лишь источник язвы желудка.

Детализация телефонных переговоров оглашалась небольшими порциями, которые всё равно усвоить было невозможно из-за нагромождения цифр, а уж тем более проследить между ними связь и логику отбора следствием. Потом присяжным заседателям дозволялся короткий отдых, и снова юная подручная прокурора Колоскова голосом телефонного автомата чеканила цифры и даты.

Входящие и исходящие номера, даты, секундное время переговоров назывались не подряд, а выборочно. Яшин звонил Квачкову-старшему, Миронову и Найденову. Миронов созванивался лишь с Яшиным и с Квачковым-младшим. Найденов – только с Яшиным. Звонки подсудимых другим многочисленным лицам, не заинтересовавшим следствие, прокурор-девица пропускала за ненадобностью, и рисовалась странная, заказанная следствием картина заговорщического созвона четырёх подсудимых между собой, как будто не было у них больше ни родных, ни друзей, ни других знакомых. С особым нажимом на внимание присяжных юная Колоскова подчеркивала те звонки, которые отмечались на базовых телефонных станциях Одинцовского района, в предместьях дачи Чубайса и дачи Квачкова, московские звонки подсудимых прокурор замалчивала. Получалось, что подсудимые дневали-ночевали на даче Квачкова, просто не вылезали из неё. Была еще одна хитрость, на которую не сразу обратила внимания защита: подрастающая прокурор Колоскова, симулируя неопытность, при озвучке телефонных звонков невинно объявляла: «Квачков в это время находился там-то», «Яшин в это время находился там-то». На самом деле по называемым лукавой девушкой адресам находились не Квачков с Яшиным, а базовые телефонные станции, которые фиксировали поступавшие на них звонки. Причем в широком радиусе действия базовой станции звонить с телефона подсудимого мог в это время кто угодно, не обязательно Квачков или Яшин.

Самый весомый аргумент следствия: все подсудимые, и об этом свидетельствуют их звонки, посещали дачу Квачкова, заезжали в поселок Жаворонки, где имел для них несчастье проживать Чубайс, курсировали по дороге из Москвы в Одинцово, минуя деревни Крекшино, Ликино, Петелино, уездный городишко Голицыно и прочие окрестности имения Чубайса, в которых каждый звонивший в те дни человек мог оказаться под угрозой обвинения в покушении на хозяина имения.