Скажите, Никита Сергеевич! Скажите, дорогой вы наш нестареющий Паратов! Когда же вы были искренним, НАСТОЯЩИМ? Когда снимали «Рабу любви» и «Свой среди чужих, чужой среди своих»? Когда буквально канонизировали «красную» идею и «красных» героев, пели «осанну» Советской власти и изображали белогвардейцев настоящими монстрами, помесью эсэсовцев, зомби и доктора Ганнибала Лектора? Или сейчас, когда стали «православным» и «монархистом»? Или вы всегда ненастоящий? Как то жуткое божество из дремучего прошлого, чья форма зависела от места и времени? Это лишь мое мнение, но в советские времена вы снимали настоящие фильмы, интересные и берущие за душу. А вот нынче… одни «цирюльники» и «жмурки».
Г. ЗНАМЕНСКИЙ
ТРАДИЦИИ ЦАРИЗМА
Во Франции выпущен труд Петра Кропоткина «В русских и французских тюрьмах». Книга вышла в издательстве, названном по строке из знаменитой песни времен Парижской коммуны - «Ле тан де сериз» /«Время вишен»/. Это небольшое но весьма активное издательство создано в 1993 году по инициативе группы 33 французских литераторов, «верных идеалам Парижской коммуны», как пишут они о себе сами. В каталоге издательства - уже более 650 книг. Трехсотстраничная книга Кропоткина вышла в «Маленькой красной коллекции» издательства. Во Франции она публикуется впервые - перевод на французский сделан доктором философии и литератором Филиппом Парером, одним из главных создателей издательства «Ле тан де сериз». Он также переводчик ряда классических философских трудов, выпустил несколько собственных книг, в частности по педагогике, автор многочисленных статей.
Труд Кропоткина вышел во Франции в весьма подходящий для его распространения момент - значительного усиления анархистских и различных левацких тенденций во французском обществе. Данный процесс начался еще примерно два года назад - но был значительно ускорен воздействием на страну финансово-экономического кризиса.
Как известно, свои основные труды Кропоткин писал в эмиграции. Данная работа была создана им в 1887 году и включает ряд статей, предназначенных для британской прессы. В них Кропоткин бичует произвол судебно-юридической системы, фальсифицированные судебные процессы, отступления от даже существующих далеко не совершенных правил судопроизводства. Особое место Кропоткин отводит тяжелым условиям заключения, несправедливого обращения с заключенными, приговоренными к тяжелому каторжному труду. Находясь после дерзкого побега из Петропавловской крепости и эмиграции в заключении во французском тюремном централе «Клерво», бывшем бенедиктинском монастыре, Кропоткин бичует коррумпированность тюремной системы, указывает на то, что в отношении уголовных преступников система оказывается полностью контрпродуктивной, лишая их семейных и социальных связей и тем самым лишь готовя их к новым рецидивам. При этом крупные преступники успешно избегают судебного и тюремного наказания. Рассматривая весь комплекс проблем, Кропоткин приходит к выводу, что для изменения подобной ситуации чьей-то доброй воли или отдельных мер абсолютно недостаточно и выход возможно найти лишь при наличии глубочайших перемен в самом обществе. Тюрьмы не могут эволюционировать в отрыве от общества, подчеркивает Кропоткин. Его вывод, оказывается, полностью совпадает с мнением многих криминалистов и специалистов по пенитенциарной системе во Франции, которые уже несколько лет ведут дебаты на страницах французских СМИ. Данная проблема является для страны крайне острой - и книга Кропоткина явно издана не случайно. Во французских тюрьмах бунтарь из России провел три года, будучи осужденным на пять лет за принадлежность к Первому Интернационалу и пропаганду идей анархизма. Он был амнистирован под давлением общественности Франции, депутатов парламента от левых партий, представителей мира культуры, в частности, свою подпись под воззванием поставил Виктор Гюго. За освобождение Кропоткина выступал и сам Жорж Клемансо, тогда еще лишь депутат Национального собрания от Парижа, а не министр внутренних дел и председатель совета министров. Активно освобождению Кропоткина способствовали и английские прогрессивные деятели. Выйдя из французской тюрьмы, Кропоткин вскоре покинул территорию этого государства и поселился в соседней Великобритании, где и жил до решающего 1917 года. После Февральской революции он вернулся в Россию. Пенитенциарный центр в Клерво, где отбывал заключение Кропоткин, действует до сих пор - это едва ли не единственный в сегодняшней Франции старинный монастырь, остающийся переоборудованным в тюрьму строгого режима...
Михаил ТИМОФЕЕВ,
ИТАР-ТАСС
ФИЛЬМ ПОНРАВИЛСЯ
Александр Ступников (http://uryst.livejournal.com/) выложил по частям, по пять минут свой фильм о еврейских партизанских отрядах времен Второй мировой войны. Все построено на диалогах. Есть, как говорится, и уникальный эксклюзив.
Еврейский взгляд на партизанскую войну сам по себе необычен. Эта война развернулась в основном после уничтожения гетто, и евреи в ней просто не успели принять участие массово. Но некоторое участие все-таки приняли. Иногда оно бывало заметным, в основном в советском партизанском движении, где целенаправленного идеологизированного антисемитизма не было. Обычно принято считать, что среди партизан, действовавших в БССР, около 14% составляли евреи по национальности. Это примерно соответствует доле евреев в численности населения БССР перед началом войны. В Литве, видимо, большинство советских партизан были евреями. Правда, там партизан «по понятным причинам» было совсем немного. В общем, еврейский взгляд на партизанскую войну редок.
Я сам не поклонник метода устной истории. Изучать историю по воспоминаниям очевидцев событий – значит сводить историю к обобщениям личных впечатлений части участников исторических событий, а не к изучению объективных процессов. Наука же по определению изучает именно объективные процессы, вычленяет закономерности этих процессов. Сведение истории к биографиям - шаг в сторону от науки к литературе. Воспоминания хороши только как один из источников. Лишь иногда они являются источником ключевым. Обычно по каким-то частным случаям. В этом смысле фильм Александра - это своего рода искусство, «литература», журналистика.
Если бы я писал историю еврейского участия в партизанской войне, то написал бы, безусловно, иначе. Было бы, конечно, гораздо более сухо. Не было бы личностного взгляда участников, их переживаний и эмоций. Но из этого можно было бы делать выводы, не опасаясь ошибиться, увлекшись личной симпатией к рассказчику-свидетелю...
Но наука всегда появляется вслед общественному интересу, а общественный интерес всегда исходит из эмоций и иллюзий. В этом смысле фильм Ступникова по-моему, очень интересен. Заставляет обратить внимание на евреев в той войне. Попытаться дальше разобраться в этом сопротивлении самостоятельно. Поднимает, как говорится, тему. Переживания евреев-партизан, которые есть в фильме, так просто тоже ведь не отбросить. Они имеют моральное право на свое мнение, т.к. они воевали и победили вместе со всеми иными народами. Это важный вопрос - евреи, которые воевали. Ибо переживания евреев, которые просто чудом не погибли в гетто, но не воевали, другим народам понять все-таки сложно. Особенно тем народам, у которых память о той войне связана со своими тяжелыми потерями и с тяжелой войной, в которой победили, с напряжением всех сил в той войне.
Фильм Ступникова я увидал как своего рода дополнение, уравновешивание «Списка Шиндлера», иное по жанру и общественному резонансу, но произведение еврейской культуры, посвященное войне, где героем с точки зрения еврейского же народа являются те евреи, которые воевали, а не тот немец (или представитель иной нации), кто из личных побуждений дал жизнь какому-то количеству обреченных в ином случае на смерть евреев. Безусловно, благодарная память евреев о тех, кто спас лично хоть одного еврея, - естественна и нормальна. Но если сравнивать «праведника», «шиндлера» с евреем-партизаном или евреем-фронтовиком – все-таки, на мой взгляд, еврей-воин достоин почитания большего. Он непосредственно приближал Победу. А ведь только победа над нацизмом делала возможным выживание тех евреев, которых спасали «праведники». И не думаю, что «праведники» будут думать иначе.