Точилин: "Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Удар кувалдой тоже не относится к моей компетенции, поэтому я не знаю, какие там образуются повреждения".
Адвокат Михалкина, устав от заявлений эксперта о своей некомпетентности, задаёт ему финальный вопрос: "Вы можете пояснить, на какие из поставленных перед экспертами вопросов, Вы отвечали в пределах своей компетенции?" Вопрос, естественно, снят.
Впрочем, главное, чрезвычайно важное для защиты экспертами было уже сказано. Ещё раз: строчка следов на капоте БМВ Чубайса - след автоматной очереди. А потому стало очевидным на суде, что автомашину Чубайса, его бронированный БМВ обстреляли, когда БМВ стоял, а не двигался со скоростью 60-70 километров в час, как утверждают свидетели обвинения. При движении автомашины с указанной скоростью пуля от пули ближе полутора-двух метров не ложится. Какая там ровная строка! Дальше, эксперт-баллистик Степанова и эксперт-взрывотехник Точилин подтвердили, что осколки взрывного устройства не могут самовольно, как им вздумается, облетать препятствия на своём пути, чтобы избирательно попадать в нужную цель. Так что чудо с автомашиной ВАЗ, не тронутой ни осколками, ни пулями, в отличие от прикрытого ею БМВ Чубайса, так и осталось необъясненным. Зато стало понятным, что многие из сверхъестественных повреждений броневика Чубайса могли образоваться механическим путем, от той же кувалды, например. Чтобы убедиться в обратном, нужен следственный эксперимент, но от БМВ Чубайса, как вещественного доказательства, давным-давно след простыл. Отремонтировали и спешно продали.
Покушение на Чубайса - это вам не драка с поножовщиной в соседнем дворе, а чтобы у общества и вовсе не возникло ни малейших подозрений о подрыве и обстреле броневика главного приватизатора страны в результате разборки не поделивших государственное добро олигархов, в просторечии именуемой "бытовухой", следствие присовокупило к уголовному делу мощный идеологический мотив покушения - националистические взгляды подсудимых, их национально-классовую ненависть к Чубайсу. Доказательством идеологической базы покушения стала книга экс-министра печати России, писателя Бориса Миронова "Приговор убивающим Россию", найденная и в машине обвиняемого В.В. Квачкова, и в квартире его сына А.В. Квачкова. Обосновать содержание книги как мотив покушения следствие доверило докторам исторических наук С.В. Чешко и С.В. Соколовскому, заказав им лингвистическую экспертизу.
Защита решила допросить экспертов, выяснить, в чем и как усмотрели они идейную подкладку преступления. Но прежде опроса экспертов адвокат И.Ю. Чепурная просила суд огласить перед присяжными заседателями саму книгу "Приговор убивающим Россию": "Эта книга - материальный носитель информации. Присяжные заседатели ее только осматривали, но не читали, поэтому сути документа они не знают. Прошу допросить экспертов после оглашения книги, чтобы присяжные заседатели могли сопоставлять само вещественное доказательство - содержание книги и то, что говорят эксперты".
Против оглашения книги категорически восстал прокурор: "Эксперты вызываются в суд лишь для разъяснения данной ими экспертизы". Забыл прокурор упомянуть, что экспертиза-то посвящена книге.
Судья, как всегда, была единодушна с прокурором, но мотивировку отказа в оглашении книги Бориса Миронова в этот раз придумала сама: "Судебное разбирательство проводится лишь в отношении обвиняемых. Борис Миронов не является обвиняемым". Так что присяжных заседателей судья обязала слушать разъяснения о книге, знать которую им нельзя - так посчитала судья, то ли сомневаясь в политнадёжности присяжных, то ли тревожась, чтобы, познав книгу, не пересели они со скамьи присяжных на скамью напротив. Вредная штука эта книга - опасная.
Из двух экспертов, приложивших руку к лингвистической экспертизе, в суд явился лишь один - заведующий Центром междисциплинарных исследований Института антропологии и этнографии РАН, главный редактор журнала "Этнографическое обозрение" доктор исторических наук Сергей Викторович Чешко. Низкорослый, тощий, с темно-красным лицом, уже пожилой, но с черной не побитой сединой головой, он заметно хромал, опираясь на щегольскую трость, которую бережно выложил на парапет, отделявший от зала присяжных.
Адвокат защиты Чепурная начала с вопроса, ключевого для автора лингвистической экспертизы: "Скажите, пожалуйста, уважаемый эксперт, являетесь ли Вы лингвистом по специальности?".
Чешко зачем-то бодро встряхнул головой: "Нет, чисто лингвистом я по специальности не являюсь". Что значит быть "нечисто лингвистом" эксперт не пояснил.
Чепурная: "Какова Ваша специальность, согласно классификации специальностей Высшей аттестационной комиссии?"
Чешко гордо, самовлюблённо: "Этнология, этнография, антропология. Номер специальности - 007".
Чепурная, продолжая изучать специализацию эксперта: "Знаете ли Вы номер специальности "русский язык" согласно классификации ВАК?"
Чешко не без вызова: "Разумеется, нет!". Действительно, почему ученый должен знать номер специальности, которая не имеет к нему ни малейшего отношения?
Чепурная: "Вам знакомы методики, рекомендованные экспертам в методических рекомендациях № 27-19-19 от 29 июня 1999 года "Об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды", которые издал НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры Российской Федерации"?
Чешко задумчиво пожевал губами: "Естественно, я читаю методическую литературу, я бываю в Интернете, но я, как этнолог, имею свои представления о том, как трактовать те или иные темы".
Чепурная: "Почему, зная о методах лингвистического анализа текстов, Вы не использовали их в своем экспертном заключении?"
Судья снимает вопрос и предупреждает адвоката о некорректном отношении к эксперту. Запрещено в суде сомневаться в компетентности эксперта.
Чепурная: "Скажите, пожалуйста, уважаемый эксперт, как Вами применялись методы лингвистической герменевтики, то есть лингвистического толкования текста, без которых невозможно правильно ответить на вопрос, поставленный перед экспертизой, "есть ли высказывания..?"
Чешко, решив, видимо, избрать тактику снисходительного высокомерия, вместо конкретного ответа принялся поучать адвоката: "Метод лингвистической герменевтики мною не применялся. Мы с вами не в школе. Существует большой жизненный опыт и опыт знакомства с текстами национального и расового характера".
Чепурная, спокойно выслушав поучения о большом жизненном опыте эксперта Чешко, продолжает задавать вопросы, обнажающие профессиональную суть экспертизы: "Применялся ли Вами метод лексико-семантического анализа текста?".
Автор лингвистической экспертизы Чешко уже раздражённо, зло: "Вы же понимаете, что я не лингвист!"
Прокурор, пытаясь спасти профессиональный статус эксперта, задает тому наводящий вопрос: "Позволял ли уровень Вашей компетенции провести это исследование в полном объеме?".
Чешко неожиданно стушевался, начал оправдываться: "Человек не может сам определять свою компетенцию. Я лет пять проводил такие исследования, но мы никому свои услуги не навязывали. Заказчик сам определяет, к кому надо обращаться".
Сообразив, что эксперт не сумел воспользоваться прокурорским спасательным кругом, юная прокурорша Колоскова бросает ему второй: "Существует ли определённый перечень методик, которые надо использовать при проведении лингвистического исследования?".
Чешко, догадавшись, наконец, что ему помогают выкарабкаться, неловко вцепился в протянутую ему худенькую дамскую ручку: "Мне такие перечни не известны. По-моему, они не существуют. Государственные органы этими делами не занимаются".
То, что Центры проведения судебных экспертиз МВД и ФСБ России Чешко вычеркнул из реестра государственных органов, посчитав, очевидно, их частными лавочками, и судья, и прокуроры предпочли не заметить.
Подсудимый Иван Миронов с дотошностью человека, имеющего прямое отношение к науке: "Почему в своем экспертном заключении Вы не представили научно-методического введения?"