Против оглашения книги категорически восстал прокурор: "Эксперты вызываются в суд лишь для разъяснения данной ими экспертизы". Забыл прокурор упомянуть, что экспертиза-то посвящена книге.
Судья, как всегда, была единодушна с прокурором, но мотивировку отказа в оглашении книги Бориса Миронова в этот раз придумала сама: "Судебное разбирательство проводится лишь в отношении обвиняемых. Борис Миронов не является обвиняемым". Так что присяжных заседателей судья обязала слушать разъяснения о книге, знать которую им нельзя - так посчитала судья, то ли сомневаясь в политнадёжности присяжных, то ли тревожась, чтобы, познав книгу, не пересели они со скамьи присяжных на скамью напротив. Вредная штука эта книга - опасная.
Из двух экспертов, приложивших руку к лингвистической экспертизе, в суд явился лишь один - заведующий Центром междисциплинарных исследований Института антропологии и этнографии РАН, главный редактор журнала "Этнографическое обозрение" доктор исторических наук Сергей Викторович Чешко. Низкорослый, тощий, с темно-красным лицом, уже пожилой, но с черной не побитой сединой головой, он заметно хромал, опираясь на щегольскую трость, которую бережно выложил на парапет, отделявший от зала присяжных.
Адвокат защиты Чепурная начала с вопроса, ключевого для автора лингвистической экспертизы: "Скажите, пожалуйста, уважаемый эксперт, являетесь ли Вы лингвистом по специальности?".
Чешко зачем-то бодро встряхнул головой: "Нет, чисто лингвистом я по специальности не являюсь". Что значит быть "нечисто лингвистом" эксперт не пояснил.
Чепурная: "Какова Ваша специальность, согласно классификации специальностей Высшей аттестационной комиссии?"
Чешко гордо, самовлюблённо: "Этнология, этнография, антропология. Номер специальности - 007".
Чепурная, продолжая изучать специализацию эксперта: "Знаете ли Вы номер специальности "русский язык" согласно классификации ВАК?"
Чешко не без вызова: "Разумеется, нет!". Действительно, почему ученый должен знать номер специальности, которая не имеет к нему ни малейшего отношения?
Чепурная: "Вам знакомы методики, рекомендованные экспертам в методических рекомендациях № 27-19-19 от 29 июня 1999 года "Об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды", которые издал НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры Российской Федерации"?
Чешко задумчиво пожевал губами: "Естественно, я читаю методическую литературу, я бываю в Интернете, но я, как этнолог, имею свои представления о том, как трактовать те или иные темы".
Чепурная: "Почему, зная о методах лингвистического анализа текстов, Вы не использовали их в своем экспертном заключении?"
Судья снимает вопрос и предупреждает адвоката о некорректном отношении к эксперту. Запрещено в суде сомневаться в компетентности эксперта.
Чепурная: "Скажите, пожалуйста, уважаемый эксперт, как Вами применялись методы лингвистической герменевтики, то есть лингвистического толкования текста, без которых невозможно правильно ответить на вопрос, поставленный перед экспертизой, "есть ли высказывания..?"
Чешко, решив, видимо, избрать тактику снисходительного высокомерия, вместо конкретного ответа принялся поучать адвоката: "Метод лингвистической герменевтики мною не применялся. Мы с вами не в школе. Существует большой жизненный опыт и опыт знакомства с текстами национального и расового характера".
Чепурная, спокойно выслушав поучения о большом жизненном опыте эксперта Чешко, продолжает задавать вопросы, обнажающие профессиональную суть экспертизы: "Применялся ли Вами метод лексико-семантического анализа текста?".
Автор лингвистической экспертизы Чешко уже раздражённо, зло: "Вы же понимаете, что я не лингвист!"
Прокурор, пытаясь спасти профессиональный статус эксперта, задает тому наводящий вопрос: "Позволял ли уровень Вашей компетенции провести это исследование в полном объеме?".
Чешко неожиданно стушевался, начал оправдываться: "Человек не может сам определять свою компетенцию. Я лет пять проводил такие исследования, но мы никому свои услуги не навязывали. Заказчик сам определяет, к кому надо обращаться".
Сообразив, что эксперт не сумел воспользоваться прокурорским спасательным кругом, юная прокурорша Колоскова бросает ему второй: "Существует ли определённый перечень методик, которые надо использовать при проведении лингвистического исследования?".
Чешко, догадавшись, наконец, что ему помогают выкарабкаться, неловко вцепился в протянутую ему худенькую дамскую ручку: "Мне такие перечни не известны. По-моему, они не существуют. Государственные органы этими делами не занимаются".
То, что Центры проведения судебных экспертиз МВД и ФСБ России Чешко вычеркнул из реестра государственных органов, посчитав, очевидно, их частными лавочками, и судья, и прокуроры предпочли не заметить.
Подсудимый Иван Миронов с дотошностью человека, имеющего прямое отношение к науке: "Почему в своем экспертном заключении Вы не представили научно-методического введения?"
От прежней бравады и снисходительного высокомерия Чешко не осталось и тени, он начал оправдываться: "Какой-то определенной модели, когда к нам обращались с этой просьбой, нам не давали, и мы о ней не знали. Теперь я уже понял, что надо все эти методы использовать. А на том этапе заказчика наша экспертиза удовлетворила".
Ключевое слово "заказчик", которого ученые эксперты старались "удовлетворить" и, оказывается, "удовлетворили", не прошло мимо внимания задававшего вопрос Миронова, и тот сразу же попросил разъяснений: "В своих выводах Вы отталкивались от политических предпочтений или от личных взглядов заказчика?".
Чешко как ребёнок надул губы: "Я стараюсь не отталкиваться от своих личных взглядов".
Миронов: "А они у Вас есть?"
Эксперт с возмущением вскрикивает: "Почему Вас интересуют мои личные убеждения?! Я не представляю человека без личных убеждений!"
Риторический пассаж, прозвучавший с искренним пафосом, неопровержимо свидетельствовал, что взгляды эксперта и требования заказчика совпали при производстве экспертизы.
На этом допрос эксперта без присяжных заседателей закончился. Почему без присяжных? Потому что, оказывается, исследование специализации, уровня профессионализма эксперта, методик, примененных экспертом, присяжным знать не положено. Так и не узнали присяжные, что эксперт Чешко, сотворивший лингвистическую экспертизу, доказывающую, что читатели книги Бориса Миронова "Приговор убивающим Россию" непременно преступники и иными быть не могут, понятия не имеет о лингвистических методах исследования текстов, но зато хорошо понимает замысел заказчика и с энтузиазмом удовлетворяет его.
В присутствии присяжных защите разрешалось лишь разбираться, какими фактами эксперт подтверждает своё заключение, что книга Бориса Миронова "Приговор убивающим Россию" является идейным вдохновителем покушения на Чубайса.
Вошли присяжные заседатели.
"Уважаемый коллега! - не без торжественности обратился Иван Миронов к эксперту. - Как историки, мы оба...".
Заслышав про коллегу, судья зашлась в возмущенном крике: "Подсудимый Миронов! Какой он Вам коллега!? Вы - подсудимый! И господин Чешко Вам коллегой никак быть не может!".
Странная реакция на вполне естественное обращение историка к историку. Со слов судьи выходит так, что прерогативу именовать друг друга коллегой имеют только подсудимые.
Миронов послушно исправляется: "Чешко, - обращается он к эксперту, - в книге "Приговор убивающим Россию" цитируются документы Совета Федерации, Государственной Думы, Внешней разведки, Федеральной службы безопасности, Министерства внутренних дел, Счетной Палаты, официальные данные Роскомстата, Указы Президента Российской Федерации, постановления Правительства Российской Федерации, публикации российских и зарубежных изданий, а именно "Российская газета", "Российская Федерация сегодня", "Совершенно секретно", "Завтра", "Вашингтон пост", "Нью-Йорк таймс", "Парламентская газета", "Новая газета"...".