После разгрома немцев под Сталинградом, 4 февраля, Рокоссовского вызвали в Москву. Здесь у самолета он впервые увидел на плечах у встречавших погоны. В тот же день он был принят Сталиным. «Завидя нас, - пишет К.К. Рокоссовский, - он быстрыми шагами приблизился и, не дав нам по-уставному доложить о прибытии, стал пожимать нам руки, поздравляя с успешным окончанием операции по ликвидации вражеской группировки. Чувствовалось, что он доволен ходом событий. Беседовали мы долго. Сталин высказал некоторые соображения о будущем развитии боевых действий. Напутствуемые пожеланиями новых успехов, мы покинули его кабинет. Не могу умолчать о том, что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним... Штаб и управление Донского фронта переименовывались в Центральный фронт. Нам предстояло в спешном порядке передислоцироваться в район Ельца, куда из-под Сталинграда передислоцировались также 21, 65 и 16 воздушные армии, а также ряд соединений и частей из резерва Ставки...
Перед прощанием Сталин предупредил, что на меня возлагается новая задача, от успешного решения которой зависит многое. В Ставке Верховного Главнокомандования ознакомили с общим планом развития наступления на Курском направлении. Ради этого и создавался новый фронт, названный Центральным... Войскам нового фронта предстояло развернуться между Брянским и Воронежским фронтами, которые в это время продолжали наступление на курском и харьковском направлениях, и, взаимодействуя с Брянским фронтом, нанести глубокоохватывающий удар на Гомель, Смоленск, во фланг и тыл орловской группировке противника».
Так что, как видите, никаких новых систем артподготовки, никакой дезинформации и разведки боем. С колес и в бой, из-под Сталинграда под Курск, окружать орловскую группировку. 15 февраля надо было начинать наступление, но доводы Рокоссовского о нереальности сроков Ставку, т.е. Жукова, не убеждали. Рокоссовский пишет: «Предпринимая столь грандиозную операцию, Ставка, по-видимому, что-то недоучла... Между тем, обстановка складывалась все более угрожающая. Войска Брянского фронта остановились... Враг настолько усилил свою орловскую группировку, что можно ожидать контрудара каждую минуту. А штаб Воронежского фронта уже бил тревогу: противник перешел в наступление, ведет бои за Харьков, продвигается к Белгороду». Жуковские кавалерийские наскоки здесь ни к чему хорошему не привели. Поэтому«для ознакомлениями с положением и нуждами фронтов, - пишет Рокоссовский, - к нам из Москвы в апреле прибыли Член Государственного Комитета Обороны Г.М. Маленков, начальник тыла Красной Армии А.В. Хрулёв, зам. Начальника Генштаба А.И. Антонов и Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии - начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко, назначенный к нам членом Военного совета (обошлись без умника Жукова. – О.О.).
Московские товарищи находились у нас довольно продолжительное время, вникая в вопросы, относящиеся к состоянию войск, тылов - фронтовых и армейских (многие из них еще не были перевезены в районы расположения войск), интересовались проблемами оперативно-стратегического характера. Я поделился своими мыслями об организации обороны Курского выступа. Мне предложили изложить свои соображения в служебной записке на имя Верховного Главнокомандующего, что я и сделал. В записке давалась краткая оценка обстановки, сложившейся на южном крыле советско-германского фронта в результате зимней кампании 1942/43 года, и высказывались некоторые предположения, касающиеся военных действий летом. Наиболее вероятным участком фронта, где противник попытается развернуть летом свое решающее наступление, будет Курская дуга. Здесь он постарается повторить то, что ему не удалось зимой, но уже большими силами. Этому способствует конфигурация фронта. То, что противник продолжает перебрасывать войска в районы Орла и Белгорода, выдает его намерение воспользоваться своим нависающим положением над нашими частями, расположенными на Курской дуге. В записке говорилось о настоятельной необходимости создания сильных резервов Верховного Главнокомандования, расположенных восточнее Курской дуги, - они помогут отразить любой удар вражеских сил на этом направлении.
Так как в предстоящем сражении будет участвовать несколько фронтов, я коснулся в записке и некоторых вопросов руководства боевыми действиями (вот тут уж Рокоссовский очевидно намекает на Жукова, чтобы прислали его на время наступления или до него к какому-нибудь малорешительному Ватутину в качестве «погонялы». – О.О.).
Не беру на себя смелость утверждать, - скромно пишет Рокоссовский, - что эта служебная записка возымела свое действие. Возможно, сама общая обстановка на фронтах требовала особого внимания к Курской дуге. Но весной 1943 года в тылу Центрального и Воронежского фронтов был организован новый, Резервный фронт (вскоре преобразованный в Степной). Все-таки, видимо, и наше предложение о создании надежных резервов за Курским выступом было учтено... Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставке предстоявшей операции (на этом совещании присутствовали и мы - командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар.
В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны…
Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим, и войска приступили к организации обороны».
Приняв решение о стратегической обороне в районе Курской дуги, Ставка направила на Центральный и Воронежский фронты А.М. Василевского и Г.К. Жукова.
Пусть они помогают Н.Ф. Ватутину и К.К. Рокоссовскому, соответственно, готовиться к отражению наступления. Ватутин с Василевским распределили войска по фронту равномерно, и это не вызывало возражений у Ставки, а Рокоссовский сосредоточил около 70% войск на 30% фронта, но именно там, где ожидал танковый удар немцев (район Ольховатки и Поныри). Вот тут «теоретик» Жуков и заволновался. А не придётся ли ему нести ответственность за такую самодеятельность? Да тут же (в отличие от Ватутина и Василевского) Рокоссовский всадил более 50% артбоезапаса (как выяснилось позже, за 40 минут до немецкого наступления и за 10 минут до их артподготовки) на головы немецких войск, танков и артиллерии, отодвинув их ослабленное тем самым наступление на целых два часа. Это теперь мы знаем, во что это всё вылилось. У Рокоссовского немцы даже первую линию обороны толком не сумели прорвать и через 6 дней захлебнулись полностью, Рокоссовскому не потребовались ни резервы Ставки, ни Резервного (Степного) фронта. А тогда, как только началась артподготовка Рокоссовского, Жуков срочно позвонил в Москву и, не говоря о ситуации, сообщил, что командующий фронтом все хорошо понимает и действует правильно, поэтому Жукову здесь делать нечего и он просит разрешить ему вернуться в Москву.
Не буду описывать блестящие действия Рокоссовского в ходе Курской битвы, но вот его слова: «К 11 июля фашистские войска, понеся огромные потери и не добившись успеха, прекратили наступление. За шесть дней непрерывных атак противнику удалось вклиниться в нашу оборону всего от 6 до 12 километров». А у Ватутина в это время самый тяжелый момент обороны, и резервы Ставки с Резервным фронтом ему помогают; Рокоссовский отмечает, что против него сражались семь пехотных, восемь танковых и одна моторизированная дивизия, против Ватутина - пять пехотных, восемь танковых и одна моторизированная.