Подсудимый Найденов: «Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! Леонид Григорьевич, вопрос к Вам, как к крупному стратегу и аналитику: гибель Чубайса могла бы как-либо повлиять на общеполитический курс страны в целом?»
Судья спешит снять вопрос о Чубайсе, как постоянном раздражителе публики, хотя свидетель и просит ее: «Можно я скажу в пользу Чубайса?».
Но судья уже приготовила собственные вопросы Ивашову: «Леонид Григорьевич, как Вы считаете, возможно ли сделать достоверные выводы о событии на основании газетных статей и иных сообщений в средствах массовой информации?».
Ивашов объясняет просто и доступно: «Да, можно. Есть такой метод, и у нас, военных, он применяется – метод моделирования. Собираются все факты, изучается степень их достоверности. Все сопоставляешь, и модель все может сказать. На основании всего этого я и делаю вывод, что это была имитация. До деталей».
Судья: «Что Вы понимаете под словом «имитация»?»
Ивашов: «Имитация – это проведение ложной операции, которая скрывает истинные цели».
Судья: «Моделирование событий позволило сделать Вам вывод - каковы цели имитации?»
Ивашов: «Это может быть столкновение чьих-либо интересов, возможно это делали, чтобы протолкнуть какую-то букву закона, ужесточающую положение, иногда это делается, чтобы вывести из игры какую-либо политическую силу или просто личность».
Прокурор с последней надеждой: «Исключаете ли Вы, что происшествие 17 марта 2005 года является неудавшейся специальной операцией?»
Ивашов не оставляет от прокурорской надежды даже песчинки: «Когда моделируешь эту ситуацию, то вылезает столько глупостей, что вывод один: это может быть только провокация, но неудачная».
Вот что значит залучить в суд блестящего аналитика и военного стратега: допрос свидетеля как-то незаметно для всех присутствующих плавно перетек в интервью с научным моделированием исследуемого происшествия, его целей и способов осуществления. И что интересно, фонтан наиболее любопытных вопросов, касающихся имитации, бил как раз со стороны обвинения, и генерал-полковник Ивашов на них очень компетентно отвечал. Нет, все-таки зря порой мы сетуем на предвзятость прокурора, судьи и адвокатов Чубайса. Иногда они тоже хотят разобраться, что же всё-таки случилось на Митькинском шоссе. Тем более, когда есть возможность проконсультироваться у такого непререкаемого авторитета, как доктор исторических наук, профессор, генерал-полковник Ивашов.
Слово «свидетель», происходящее от глагола «видеть», - очень емкая категория в юриспруденции. Свидетель – это не обязательно только очевидец события. В отношении к человеку, обвиняемому в преступлении, это также лицо, знающее о нем факты, которые доказывают возможность или невозможность совершения им преступления, свидетель - это и лицо, которое может подтвердить непричастность обвиняемого к преступлению, это даже лицо, которое слышало от кого-то о готовящемся преступлении, словом, любой человек из окружения обвиняемого может в той или иной степени являться свидетелем по его делу, рассматриваемому в суде.
Разумеется, следователи, ведущие дело, не больно-то утруждают себя бременем объективного рассмотрения всех свидетельских показаний, как в пользу, так и в урон обвиняемых. Они группируют свидетельства лишь тех, кто вписывается в канву начертанного следователем «как это было» и может подтвердить вину назначенного им в преступники человека. Так что о свидетелях невиновности обвиняемого должна озаботиться защита. Она и заботится по мере своих сил. Но что греха таить, силы эти по сравнению с возможностями, предоставляемыми судом обвинению, весьма не равные.
Вот и на этот раз, когда защита привела своих свидетелей, и адвокат подсудимого Квачкова Першин заявил ходатайство об их допросе, судья Пантелеева вновь продекларировала о неравенстве, как деле, само собой разумеющемся: «Суд предупреждает сторону защиты, что свидетель может быть допрошен только по фактическим обстоятельствам дела. Если будут поставлены вопросы, не относящиеся к фактическим обстоятельствам дела, суд прервет свидетеля и удалит его из зала», - и звука подобного не произносила она, когда своих свидетелей выставляло обвинение.
Словом, куда защите в калашный ряд, где бойко обосновалось обвинение.
Свидетель Паньков Вадим Иванович, полковник спецназа, сорокалетний, плотный, налитой спокойствием, силой и уверенностью. Звезда Героя России, поблёскивавшая на его груди, судью и прокурора явно не обрадовала. О, если бы можно было потребовать у свидетеля снять ее с офицерского мундира, а заодно и мундир с его могучих плеч вместе с рядами орденских колодок, но таких полномочий суду наши законы пока еще не предоставили.
«Знаете ли Вы подсудимых?» - начал допрос адвокат Першин.
Паньков знал Квачкова, Яшина и Найденова, с подсудимым Мироновым никогда прежде не встречался.
Першин: «Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Квачковым?»
Паньков слова произносит с усилием, мешают шрамы тяжелого ранения, заметно прочертившие лицо: «С Квачковым я познакомился в 2003 году на сборах частей спецназа в Краснодаре».
Котеночкина, адвокат подсудимого Найденова: «Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Найденовым?»
Паньков: «Мы служили в одной части в Кубинке, где Александр был контрактником».
Михалкина, адвокат подсудимого Яшина: «Где и когда Вы познакомились с Яшиным?»
Паньков: «Мы тоже служили вместе после Афганистана в 1992 году. У нас сложились дружеские отношения».
Першин: «В дальнейшем Вы встречались с Квачковым?»
Паньков: «Да, он к нам в часть приезжал».
Першин: «Когда и с какой целью Квачков приезжал к Вам в часть?»
Паньков: «В 2005 году зимой. Он занятия с личным составом и офицерами проводил, а я ему показывал современные средства борьбы с боевиками».
Першин: «В чем состояли занятия, которые проводил у Вас Квачков?».
Паньков: «Он читал лекции личному составу об истории партизанского движения. А потом в учебном классе мы показывали ему трофеи из того вооружения, которое применяют боевики».
Судья недослышит последнюю фразу и резко, с капризом в голосе требует у свидетеля: «Говорите четче!».
Паньков пристально смотрит на нее: «У меня ранение в лицо, я не могу четко и долго говорить».
Судья спохватывается: «Извините».
Першин продолжает: «В других воинских частях Квачков бывал?»
Паньков: «Да. Насколько я знаю, в Солнечногорске, в Ростове».
Першин: «Располагаете ли Вы какой-либо информацией о покушении на Чубайса?»
Паньков: «Только из средств массовой информации».
Першин: «Квачков при вас высказывал угрозы в адрес Чубайса?»
Паньков: «Нет, я такого не слышал».
Михалкина: «А подсудимый Яшин при Вас угрозы в адрес Чубайса высказывал?»
Паньков: «Нет, не слышал такого».
Михалкина: «Роберт Яшин бывал в Чечне?»
Паньков: «Да, я там был как раз вместе с ним в 2001 или 2002 году».
Адвокат Котеночкина: «В вашей воинской части Квачков контактировал с какими-либо взрывчатыми веществами при исполнении своих служебных обязанностей?»
Паньков: «Когда у нас на занятиях демонстрировались изделия, естественно эти образцы брали в руки, крутили их, вертели».
Прокурор: «С лекциями о какой именно партизанской войне приезжал Квачков в вашу воинскую часть?»
Паньков: «С лекцией об истории спецназа со времен 1812 года».
Прокурор усмехается: «А какое отношение имеют образцы, которые используют боевики, к войне 1812 года?»
Паньков в ответ пытается улыбнуться: «Да это мы Квачкову показывали эти изделия, когда рассказывали о своих командировках».
Прокурор уточняет: «А что это за изделия?»
Паньков долго молчит, потом вежливо уклоняется: «Это изделия, чтобы людей убивать. Изделия… в виде фугасов».
Прокурор намекает на возможность похищения опасных изделий из части: «Ну, а фугасы у вас должны быть в боевом состоянии?».