Миронов: «Практически никаких. Они почти не общались, слишком разные люди».
Чепурная: «Когда Вам стало известно, что Ваш сын подозревается в причастности к покушению?»
Миронов: «Когда его мать вызвали для допроса в Генеральную прокуратуру».
Чепурная: «Был ли у Вас разговор с сыном о том, что его подозревают в причастности к покушению?»
Миронов: «Мне стало понятно, что сыну начали мстить за меня. Я уговаривал его скрыться. Иван категорически отказался. Но у меня были серьёзные основания опасаться за его жизнь. После того, как расстреляли дочь моего друга полковника Наумова…»
В зале возобновился шепот. Громкое нераскрытое убийство полковника ГРУ казачьего идеолога атамана Наумова и его восемнадцатилетней дочери помнят многие. Параллели весьма очевидны.
Судья взрывается: «Свидетель Миронов! При допущении еще одного нарушения Вы будете удалены и допрос будет прекращён!»
Чепурная пытается сохранить свидетеля для допроса: «Так был ли у Вас разговор с сыном о том, что его подозревают в причастности к покушению?»
Миронов, уже не представляя, как изъясняться, не выходя за рамки «фактических обстоятельств», отвечает коротко: «Все его объяснения сводились к одному – это бред!».
Чепурная: «С какой целью Иван Миронов бывал на даче у Квачкова?»
Миронов: «Владимир Васильевич просил помочь с машиной, но обычно просто приглашал в баньку».
Чепурная: «В марте 2005 года бывал ли Иван на даче Квачкова и для чего?»
Миронов: «Иван говорил, что Владимир Васильевич озабочен одним - выходом монографии и тем, как это событие обмыть с сослуживцами на даче».
Чепурная: «Как Ваша книга «Приговор убивающим Россию» оказалась у Александра Квачкова в таком большом количестве – несколько пачек?»
Миронов: «Я просил Ивана передать книги для Военно-Державного союза через Владимира Васильевича. Ваня решил сделать это через Сашу. Ему было так удобнее и ближе».
Чепурная: «Как Ваше ружье оказалось на квартире у Владимира Васильевича Квачкова?»
Миронов: «Я ждал, что дома будет обыск, не хотелось терять ружье.Но если бы Квачков что-то замышлял, разве стал бы он брать ружьё у человека, который находится в розыске?»
Чепурная: «Вы оформляли журналистское удостоверение на имя Степанова?»
Миронов: «Да».
Чепурная: «Вы оформляли журналистское удостоверение на имя Ветрова?»
Миронов: «Да, оформлял».
Чепурная: «Кто просил Вас об этом?»
Миронов: «Владимир Васильевич Квачков».
Чепурная: «Оформляли ли Вы журналистское удостоверение на псевдоним?»
Миронов: «Да, это обычная практика для журналистов и писателей. У меня тоже такое удостоверение есть».
Чепурная: «Квачков объяснял, для чего это ему нужно?»
Миронов: «Я не спрашивал. Ничего необычного в его просьбе я не находил».
Допрос продолжает адвокат Михалкина: «К настоящему уголовному делу приобщена Ваша книга «Приговор убивающим Россию». Когда она была написана?»
Миронов вспоминает: «Закончил я её осенью 2004-го. В начале 2005-го она вышла».
Михалкина: «При каких обстоятельствах была издана данная книга?»
Вопрос судьей снят, как сняты и все последующие вопросы адвоката Михалкиной, касающиеся роковой книги. Кажется, судья её прочитала и пуще сглаза боялась малейшей утечки информации из вольнодумной работы экс-министра печати России.
Михалкина меняет направление допроса: «При Вас Владимир Васильевич Квачков высказывал неприязнь к Чубайсу, Вы с ним об этом разговаривали»?
Миронов: «Были более важные вопросы и проблемы. До 17 марта 2005 года Чубайс был мне неинтересен».
Михалкина настаивает: «По свидетельству в суде генерал-полковника Ивашова Вы написали книгу «Чубайс – враг народа». Значит, Чубайс Вас все-таки интересовал?»
Миронов: «После 17 марта 2005 года, когда средства массовой информации вдруг стали преподносить Чубайса как самого эффективного и предприимчивого менеджера и стало понятно, что провокация на Митькинском шоссе - с далеко идущими планами».
Михалкина умелым маневром возвращается к опасной теме: «В лингвистической экспертизе, представленной в настоящем деле, утверждается, что в Вашей книге «Приговор убивающим Россию» имеются высказывания, направленные на возбуждение ненависти, вражды, унижение достоинства в адрес группы лиц по признакам национальности. Вы согласны с такой оценкой?»
Миронов: «Нет, конечно. Конкретные факты преступлений этнических мафиозных группировок, о которых, кстати, часто упоминает министр внутренних дел Нургалиев…»
Как только судья слышит «Приговор убивающим Россию», у неё тут же срабатывает рефлекс: «Свидетель Миронов, я Вас останавливаю!».
Михалкина снова направляется в запретную зону: «В лингвистической экспертизе, представленной в настоящем деле, утверждается, что в Вашей книге «О необходимости национального восстания» имеются высказывания, содержащие призывы к осуществлению каких-либо враждебных или насильственных действий, в доказательство приводятся Ваши слова: «Лишь национальное восстание способно спасти русский народ и равно с ним все коренные народы России от реальной погибели». Вы согласны с такой оценкой экспертов?»
Миронов и здесь не согласен: «Нет, конечно. Русский язык намного богаче, чем представляют себе эксперты. Восстание – это не только винтовку в руки, это и просыпаться, пробуждаться, оживать, возрождаться, и что в том плохого, когда я говорю о возрождении национального русского духа, пробуждении русского национального сознания, возрождении ответственности за своих детей, свою семью, свою землю».
Михалкина осторожно идёт тем же путём: «В лингвистической экспертизе, представленной в настоящем деле, утверждается, что в Вашей книге «Приговор убивающим Россию» приводятся высказывания, направленные против высших должностных лиц Российской Федерации, включая президента В.В. Путина, порочащие честь и достоинство этих лиц, подрывающие их репутацию. Вы согласны с такой оценкой экспертов?».
Миронов стоит на своём: «Нет, конечно. Вся книга – сплошь факты и документы. И если бы я ошибся хоть в одной цифре, хоть в одном факте, меня давно бы уже привлекли к уголовной ответственности за клевету. Но, не имея возможности опровергать очевидное, мстят моему сыну…»
Судья вспыхивает: «Остановитесь! Вопрос привлечения Вас к уголовной ответственности данное судебное заседание не интересует!»
В допрос вступает прокурор: «Скажите, пожалуйста, с какого периода Ваш сын начал посещать дачу Квачкова?»
Дача Квачкова в устах прокурора звучит как притон или ночной игорный клуб.
Миронов: «После моих событий, после октября 2003 года, и я благодарен Владимиру Васильевичу за отеческую заботу тогда о нём. Мне было очень важно, чтобы Иван был на людях, чтобы не было против него провокаций, чтобы всегда могли быть свидетели».
Прокурор: «Посещал ли Ваш сын дачу Квачкова в отсутствие её хозяина?».
Миронов-старший успевает сказать лишь: «Я как-то с трудом себе представляю…», а прокурор уже влезает в его ответ с заранее приготовленной репликой: «Говорите как есть, не надо придумывать».
Отточенный приёмчик прокурора, использованный им в ходе суда уже не раз: унизить свидетеля, заронить сомнение у присяжных в его искренности, неожиданно наткнулся на мощную контратаку. Миронов жёстко: «Стоп! Я ничего не придумываю! Когда и где я дал Вам повод считать мои показания придумкой? Это что за провокация?! Вы что себе позволяете, господин прокурор?!»
Пойманный на хитром подленьком способе давления на присяжных, который прежде удачно сходил ему с рук, прокурор кисло сморщился. Его потрепанное достоинство защитила судья: «Свидетель Миронов предупреждается о недопустимости нарушения порядка в судебном зале!».
Миронов тут же: «Ваша честь, я не понимаю, почему Вы защищаете нечистоплотность прокурора, а не мои законные права? Где Ваша судейская объективность!»
«Прокурор лишь неудачно выразился», - огрызнулось судейское кресло.
Реабилитированный прокурор взорлил с новым вопросом: «А после 17 марта миновала ли угроза этих, ну, провокаций против Вашего сына?»