Скверная компания
Как ни странно, путь Осипа Эмильевича к неприятностям начался не тогда, когда, говоря словами Ильи Фаликова, поэт «очутился в ослепительно-черном свете бесславья», ошельмованный, при жизни забытый и из жизни выкинутый. Отнюдь. Как раз в это время был разогнан РАПП, нормальные литераторы получили возможность нормально работать, «белая полоса» наступила и для Мандельштама: его начали печатать, он начал выступать. По воспоминаниям Корнея Чуковского, в этот период «либерализма» ему даже заказали похвальную статью о лирике Осипа Эмильевича. И именно в этот период поэт начинает «по секрету всему свету» читать свою сатиру. Вернее, агитку. Напрочь противоречащую его творческой концепции и методу, особенно после «Разговора с Данте». На это вполне четко указывают ему всё более или менее равные талантом, но чуждые политике. Если верить Надежде Яковлевне, Эренбург «справедливо (обратите внимание, слово «справедливо» сказано не кем-то, а обожающей женой!) считает эти стихи одноплановыми и лобовыми, случайными в творчестве О.М.». Пастернак идет дальше. «То, что вы мне прочли, - однозначно заявляет он, - не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, которого я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому». Аналогично реагирует и Чуковский. И, разочарованный реакцией равных, небожителей, Осип Эмильевич «уходит в народ», начиная демонстрировать свой нонконформизм привычно восторгающейся богеме. Вот только понять некоторые нотки, отчетливо звучащие в изделии, мягко говоря, сложно: если раньше он, как правило, говорил от первого лица, то сейчас, в этом и единственном случае, «мы живем, под собою не чуя страны». Кто – «мы»? Люди его круга? Нет. И Пастернак, и Чуковский, и Эренбург явно вне темы. Кухонная интеллигенция? О да, эти всегда готовы. Да только мелковаты они для самолюбивого (это его качество всеми отмечено) Осипа Эмильевича, да и «страну под собой» никогда особо не чуяли, а уж чтобы «речи были слышны», опасались и подумать. От чьего, собственно, имени?
Очень близко подошел к разгадке Н. Орен, проведя параллель между Мандельштамом и Рютиным, однако не пошел до конца, предположив только «духовное родство их протеста». Так ли это? Думаю, не совсем. Тем, кто подзабыл имя Рютина, в эпоху «перестройки и гласности» гремевшее едва ли не ежедневно, напомню. Мартемьян Рютин, активный большевик, как сам он себя нежно называл в анкетах, «интеллигентный рабочий». Руки по локоть в крови. Функционер среднего звена. Левак. Поддерживал Троцкого, на XIV съезде (1925-й) встал на сторону Зиновьева и Каменева, в 1928-м вдруг резко поддержал Бухарина. Осенью 1930 года был исключен из партии и арестован, затем освобожден и восстановлен в рядах, а осенью 1932-го арестован по делу якобы (как утверждают либералы) созданной им «антисоветской» организации «Союз марксистов-ленинцев». При этом любители слова «якобы» забывают, что «Союз» этот существовал на самом деле, что его политическая платформа, названная «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», обсуждалась и утверждалась на нелегальных собраниях партийцев. В том числе и достаточно высокопоставленных, принадлежащих к окружению Каменева и Зиновьева (знавших о ее существовании и читавших ее), а также «красных профессоров» - молодых интеллектуалов, близких к Бухарину (Стэн, Слепков, Марецкий). То есть фактически остатков всей оппозиции, объединившейся на основе неприятия лично Сталина и его политического курса, при этом (не стоит забывать) оппозиции, имеющей огромный опыт подпольной деятельности, основанной именно на таких собраниях и принятии «руководств к действию». Основные претензии, сформулированные в написанном лично Рютиным и разосланном членам ЦК обращении «Ко всем членам партии», в основном, сводились к тому, что-де Сталин – «разрушитель партии» и «могильщик революции». Это очень опасная для властей затея, потому что времена еще вегетарианские, оппозиция разбита идейно и ослаблена административно, но никуда не делась, а во главе органов стоит не послушный назначенец вроде Ежова, не профи типа Берии, а опять-таки «профессиональный революционер» Ягода со своими связями, взглядами на ситуацию и амбициями.
Слово и дело
Впрочем, вернемся к Осипу Эмильевичу. Как вспоминает Эмма Герштейн, помянутые кухонные посиделки, проходившие, естественно, «под большим секретом», выглядели весьма неординарно:
- Это комсомольцы будут петь на улицах! - подхватил он сам себя ликующе. - В Большом театре... на съездах... со всех ярусов...
И он зашагал по комнате. Обдав меня своим прямым огненным взглядом, он остановился:
- Смотрите - никому. Если дойдёт, меня могут... РАССТРЕЛЯТЬ!
Честное слово, шизофрения какая-то. Тут тебе и «огненный взгляд», и опасливое «смотрите – никому». Нет, я понимаю, что лирический поэт, как писал сам гений в очерке о Вийлоне, «по природе своей, - двуполое существо, способное к бесчисленным расщеплениям ради внутреннего диалога», но не до такой же степени! Тем паче, что, хотя боязнь насчет «могут расстрелять» имеет место, но доминирует все-таки уверенность: этого не случится, напротив, «это» станет официальной позицией властей, «на улицах и на съездах». То есть явно не при Сталине. И вот тут-то самое время вспомнить, что как раз в этот период Мандельштам активно тусовался в кругу «партийной интеллигенции». Рютина он, конечно, не знал, да и что фанатику Рютину было до «гнилого попутчика с мелкобуржуазным уклоном», но вот «птенцы гнезда бухарина» - как раз его круг общения. Да и сам Бухарин, что не секрет, поклонник его стихов. Согласитесь, большинство неясностей объясняются мгновенно. И чьи «речи за десять шагов не слышны». И постоянно (даже «на полразговорца») перемывания косточек генсека. И казни, которые, оказывается, «малина» для Сталина, а не для любителя «голоснуть» Бухарчика. И «тонкошеие вожди» («сброд», «полулюди», нагло оттесняющие от руля «полноценных людей» с о-го-го каким партстажем). И тупая злость на того, чьи слова «как пудовые гири верны» (а противопоставить этой «пудовой» логике нечего). И даже «тычет» (притом, что Сталин со всеми и всегда говорил на «вы», но ведь явно не уважает, а это бесит). Короче говоря, очень похоже на то, что перед нами то самое «Ко всем членам партии», только оформленное изящно, для употребления в кругу беспартийной интеллигенции. В связи с чем перестает вызывать недоумение первый арест кроткого поэта. Удивляет, скорее, почему арест состоялся так поздно.
А еще больше изумляет вот что. Хотя ордер, как вспоминает Ахматова, «подписан был лично Ягодой» (то есть вопрос решался на самых верхах), хотя Надежда Яковлевна, согласно ее воспоминаниям, «была уверена, что его расстреляют», гора родила мышь. Официальный вариант «крамольного текста», предъявленный органами в качестве «окончательной» бумажки, как ни странно, является солянкой, собранной из разных доносов. Причем правки делает, сводя разные списки воедино, сам автор. Максимально смягчая. И явно впопыхах. Так возникает нелепая, ни к селу, ни к городу не лепящаяся на фоне общей злобности «широкая грудь осетина». Ранее, по воспоминаниям Софьи Богатырёвой, дочери И.И. Бернштейна (Александра Ивича), хранителя рукописного архива Мандельштама, имела место куда более емкая, очень веселившая салонную публику формулировка «И широкая ж*па грузина». Как вспоминает Софья Игнатьевна, именно этот вариант она услышала от Надежды Яковлевны как «настоящий» и запомнила его особенно отчетливо, ибо именно тогда в их интеллигентном доме «впервые прозвучало слово на «ж»». Именно он позже был передан «в Эуропу» Ю. Оксманном, появился в мюнхенском альманахе «Мосты» (1963 год), - и о «невинно замученном гении» застрадал «весь цивилизованный мир». Между прочим, очень мило выглядят в данном сюжете «кровожадные спецслужбы», позволяющие арестованному уже в кабинете следователя «творчески перерабатывать» текст, вставляя в него нелепую, но безобидную «грудь осетина» вместо строки, по всем - и тогдашним, и нынешним законам тянущей аж на две статьи – за просто оскорбление и за оскорбление по национальному признаку. Ибо как бы ни был деспотичен Сталин, никакого отношения ни его национальность, ни его, пардон, «ж*па» к реализуемому им политическому курсу не имеют. Тогда же и там же, между прочим, исчезают и знаменитые «душегуб и мужикоборец», в результате чего пасквиль из документа политического превращается просто в набор личностных нападок. Ай да чекисты, ай да сукины дети!